Читаем Мысли в пути полностью

На столе у Марии Ивановны папка с бумагами. Чего здесь только нет: аптека, тетради с заявками, графики дежурств, записки от родителей… Звонит телефон.

— Да… Почему?.. Вот беда какая… Тебе когда выходить? Хорошо… Пока.

Задумалась Мария Ивановна. Что же делать? Есть ведь профессии, где ни на минуту нельзя оставить рабочее место. Домна. Сахарный завод. Запечется сахарная масса — взрывай ее динамитом. Транспорт. Милиция. Пограничники. Это уже особый разговор, больше к мужчинам относится. А медицина — больше к женщинам. На них к тому же дом, хозяйство, родные. Часто ли мужчины берут бюллетень по уходу за ребенком или когда старики болеют? Нет… Придется идти в палату. На людях такой разговор вести легче, чем наедине.

В палате одна Таня. Больные спят.

— Зина звонила. У нее мать в больницу увезли. За братом смотреть некому. Дом пустой.

— Не могу я. И не просите. У меня мама тоже больна.

— Знаю.

— Сегодня вечер. Мы готовились. Спросите Любу. До сих пор за переработку в прошлом месяце не заплатили. Сказала «не могу» — значит, нет!

Таня понимает, что найти замену сегодня невозможно. Настроение у нее не особенно хорошее. Никто на вечере ее не интересует. Но собирались ведь повеселиться. Потанцевать. Правда, если Славе будет операция, то трудно ему придется. Она все равно останется.

Пошуметь, покуражиться Таня должна. Так было всегда. Пусть попросит ее старшая как следует. Чертова работа. Хорошо в поликлинике. Ни дежурств, ни осложнений. А здесь, как открыли эту реанимацию, детей везут и везут. Все тяжеленькие. Разве нормальный человек может это выдержать? Нервная система разрушается от такой работы. Кто из сестер отделения разберется в трудных назначениях? Дыхательный аппарат даже не все врачи понимают. Тогда платите за вредность, за квалификацию…

Мысли у Тани обычные. Как у всех. А сейчас нужно решать, как быть с дежурством.

— Ладно. Если дозвонюсь тете, чтобы дома с мамой переночевала, останусь.

— Вот и хорошо. Спасибо, Танюша!

<p>Неприятный разговор</p>

Профессор говорит по селектору с главным врачом.

— Добрый день, Ирина Сергеевна. Я по поводу сестер в реанимации. Вы знаете, что Оля Новикова собирается уходить?

— Дело не в том, какая она сестра, а какая по счету уходит.

— Ведь работа у них — тяжелее нету, а получают они меньше, чем этажом выше, в физиотерапии. Верно?

— Какие у вас есть возможности, чтобы их как-то компенсировать?

— Я спрашиваю не о Комитете по труду и заработной плате, а о ваших резервах, как главврача?

— Надбавки?

— Удлинить платные отпуска?

— А за вредность им нельзя доплатить? Весной больше половины было гриппозных… В инфекционных отделениях ведь платят.

— Как грипп не инфекция? Кто это придумал?

— Конечно, поеду в министерство. Поразительно!

— Ведь это сестры самого высокого класса. Мы перетащили в реанимацию наиболее тяжелых больных. В остальных отделениях стало спокойнее и работа попроще, а здесь — ни присесть, ни отдохнуть…

— Хорошо. А нельзя ли, коль скоро мы группируем там таких тяжелых больных, забрать из других отделений и ставки сестер?

— Ведь на подготовку такой сестры тратится масса времени. И именно они быстрее всего уходят — текучка невероятная.

— При чем здесь воспитание, сознательность? Работа в два раза тяжелее, значит платить нужно больше.

— Ну, спасибо и на этом. До свидания…

<p>Решение принято</p>

В палате несколько человек — дежурный хирург, анестезиолог, Таня, Виктор. Вадим Петрович садится рядом со Славой.

— Докладывайте.

Дежурный хирург, заглядывая в историю болезни, рассказывает о состоянии мальчика. Шеф берет больного за руку, считает пульс и не торопясь обследует живот.

— Положение существенно не изменилось. Рвоты не было. Болевые приступы стали несколько реже. Гематокрит…

— Пойдемте в коридор.

Все вышли и, как обычно, столпились у окна.

— Что вы скажете, Татьяна? — спрашивает профессор.

— Славе хуже.

Она протягивает листочек бумаги, где записана температура. Показатели ее скачут.

— Зачем вы измеряли температуру каждые полчаса?

— Вы сами на обходе говорили: «Чем больной менее ясен, тем чаще нужно оценивать его параметры». Правда?

— Верно.

— И потом он то и дело облизывает губы…

— А мое мнение, — говорит дежурный хирург, — состояние ребенка без изменений…

— Вы, кажется, были заняты на операции? — уточняет Вадим Петрович. Когда вы в последний раз подходили к мальчику?

— Минут сорок назад…

— Мы давно с вами договорились: если состояние больного не улучшается — ищите признаков осложнения. Какая, по вашему мнению, перистальтика? Кишечник работает?

— Но ведь вчера у него был…

— В животе бурлит, — говорит Таня.

— И я слышал, — подтверждает шеф. — Живот слегка дует… Давайте готовить Славу к операции. Сколько у меня есть времени?

— Минут сорок, — отвечает анестезиолог. — Операционная сестра еще на месте.

— Вот и отлично. Берите Славу. А я пока поработаю.

<p>Нет крови</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии