Мысли широко

Я не обольщалась надеждой, что наш брак выживет. Все сомнения рассеялись. Я настроилась на развод. «Собираюсь ра-стить своих замечательных мальчиков одна», — решительно сказала я сестре. Однако в сердце решительности было гораздо меньше, чем в словах. Но когда я еще раз все взвесила, то сказала себе вслух: «Что я могу? У меня нет образования. Нет опыта. Я ничего не умею и ничего не знаю». И сразу же ко мне пришла ясная мысль, словно чей-то голос произнес: «Может, это и так, но я могу научиться». И я точно знала, что могу! Следующие два года принесли мне и удачи, и огорчения. По-рой нагрузка становилась просто невыносимой, и я больше не могла бороться. Когда такое случалось, у меня хватало здраво-го смысла признаться себе, что нужна помощь специалистов. Я ложилась в психиатрические клиники, оставляя мальчиков с сестрой. Она не рассказывала им, где я. Говорила только, что мама уехала на несколько дней. А однажды я была так подавлена, что решила: больше я не смогу жить, мне уже ничто не поможет. Я находилаcь в такой депрессии, что не сомневалась — никому нет дела, останусь я жить дальше или умру. Если умру, убеждала я себя, мальчики ни в чем не будут нуждаться в приемной семье или с Джин и Уильямом, ведь у них нет своих детей. Мне было так плохо физически и эмоционально, что я не хотела больше бороться. Однажды утром я взяла пузырек с прописанными мне сно-творными таблетками, вытряхнула их и пересчитала: «Двадцать четыре. Этого должно хватить», — сказала я. Приняв их, я погрузилась в мирный сон, не собираясь больше просыпаться. Если бы в спальню не вошла моя сестра, не заметила бы пу-стую бутылочку из-под лекарства и немедленно не позвонила бы в больницу, я бы не проснулась. На следующий день, когда я приходила в себя после промывания желудка, меня навестила Мэри Томас. Она представилась и сказала: Бог любит вас. Я уставилась на эту странную женщину. У нее была самая сияющая улыбка, какую только мне приходилось видеть. — Иисус Христос умер за вас. — Не говорите мне о Боге, — сказала я. Горло болело от тру-бок, которые используют для промывания. — Я не желаю слушать этот бред. Бог — такая же фальшивка, как и все остальное. Я не хочу иметь к этому никакого отношения. — Но Бог действительно любит вас, — снова сказала она тихо. И опять улыбнулась так открыто, ясно, искренне. Я перестала с ней разговаривать, но она не ушла. Мэри Томас осталась сидеть у моей посели. Своим мягким голосом она продолжала рассказывать мне, что Бог не отказался от меня и никогда этого не сделает. — Вам хочется поговорить? — спросила я наконец. — Тогда расскажите мне что-нибудь другое. Мы, наверное, сможем найти общий язык, беседуя на другую тему, но только не на эту. От Бога нет никакого толку. Я это знаю, потому что я была замужем за служителем. — Не знаю ничего о вашем муже. Но о Боге я кое-что знаю, — сказала она. Негромко Мэри Томас говорила о Господе и рассказывала наизусть библейские тексты. Эта женщина была совсем дру-гая, не такая, как те христиане, которых я встречала раньше. Мне пришлось это признать. Как бы я ни сердилась, как бы грубо ни реагировала, она не ругалась со мной и ни разу не обиделась. Мэри продолжала приходить ко мне. Медленно до меня ста-ло доходить, что ей не безразлична моя судьба. Она говорила и говорила о Боге. Иногда Мэри открывала свою большую Библию и читала несколько стихов. Однажды она протянула Библию мне: — Вот, почитайте сами. Я покачала головой: — Я не очень-то умею читать.— Тогда я помогу. Вы только попытайтесь. Я пыталась читать, а она помогала мне в трудных словах и именах. Когда я выписывалась, она подарила мне Библию. — Это тебе, Соня, — сказала Мэри. — Мне? Но почему? — Я хочу, чтобы она у тебя была. Это подарок. Принимая книгу, я удивлялась, что Мэри настолько заинте-ресована во мне. Это был особый подарок. — Надеюсь, ты будешь ее читать. Я не ответила. Думаю, что расплакалась бы, если б попыта-лась заговорить. Прямо там и прямо тогда я решила, что научусь читать Библию. Если другие умеют, я тоже смогу. Затем мне в голову пришла еще одна мысль: если все остальные могут это делать, я смогу, и даже лучше них. Меня не беспокоило, насколько это на тот момент было реально, учи-тывая мой уровень грамотности. Мое отношение к жизни изменилось. Я смогу сделать все, что захочу. Во мне проснулась железная воля. С тех самых пор я решила, что смогу научиться всему, что могут другие. Эта вдохновляющая мысль стала для меня такой важной, что я не смогла ее забыть. Снова и снова я повторяла своим сыновьям, когда они росли: «Мальчики, если кто-то это мо-жет, вы сможете сделать это лучше». Я сама так верила и хотела, чтобы они верили тоже. Джин и Уильям Авери стали адвентистами седьмого дня. Я тоже начала ходить в эту церковь, где все больше и больше слышала о любящем Боге, об Иисусе Христе, Который умер за нас. По мере того как я постепенно училась читать Библию, моя вера возрастала. Однако новые трудности заставляли меня опять думать о са-моубийстве. Но я помнила, что говорил пастор: «Есть на небесах Бог — Бог, Которому не все равно. Этот Бог может совершить для вас великие чудеса». Он говорил и многое другое, но я помнила только это.