Да зачем так далеко во времени забираться? Оглянись вокруг, посмотри, с какими почестями хоронят сейчас мастодонтов-предателей, разорвавших некогда великую державу даже не по исторически географической карте, а вообще, как бог на душу положил. А об истинных героях, которые нас к свободе, а не к воцарившемуся сегодняшнему бардаку звали, по психушкам да тюрьмам гноившимся, рот на замок — устарело, не интересно.
— Так любой писатель пишет субъективно: так, как он видит и понимает; сам решает, о чём он будет писать, а о чём не будет. И это вполне понятная позиция: а как он ещё может написать? Только субъективно. Объективной информации вообще не существует. Она всегда субъективна.
— Ну причём тут писатели? Разве они в нашем деле главные фигуры? Одно дело, что писатель напишет, и совсем другое — как его вещь отредактируют. А посмеешь возразить, разговор короткий: «Пшёл вон!». Да ещё, не дай Бог, в «чёрный список» занесут. Такие сейчас в каждом издательстве. И если уж попал туда, обратной дороги нет.
— Правильно! Это ещё одна накладка. Вот я и говорю, что объективной информации не существует. Она всегда отредактирована. Всегда! Я не верю, что сейчас не существует цензуры. Цензура — она прежде всего внутри самого человека. Автор сам рецензирует и цензурирует свои вещи, а потом за это берутся окружающие его люди. Ну, это моя личная позиция, но интервью-то мы берём сейчас у тебя, а не у меня, так что давай вернёмся к моему вопросу о пятидесятилетии твоего творчества. Названия я слышал, но я человек дотошный, вопрос для истории: сколько и чего конкретно в цифрах за этот срок тобой написано?
— Да только так говорится, что «рукописи не горят» — горели прекрасно. Каждый год практически, обычно в преддверии сентября. Сначала перед домом жёг, потом на работе, печечка у меня там хорошая была — как крематорий.
— И с каких пор эти аутодафе начались?
— Лет с тридцати. Теперь я, конечно, не жгу, а просто стираю файлы в компьютере.
— А зачем ты это делаешь?
— На этот вопрос хорошо ответил в своё время Гоголь. Его как-то спросили, как рождаются его великие произведения? И он ответил: «Из дыма. Пишу и сжигаю». Снова пишу, снова сжигаю.
— Но из этого «пишу и сжигаю» должно же что-то родиться и остаться, как у того же Гоголя?
— Конечно, осталось. Но понимаешь: дело в том, что я перескочил своё время, увлёкшись этими пожарищами. Я перескочил через своего читателя и издателя. И мои вещи не вписываются в сегодня, потому что они далеко опережают настоящее. Я в своих произведениях рассматриваю проблемы, далёкие отсюда. И это не фантастика. Да и вообще, кто бы говорил, ты же сам чехвостишь мои произведения в Сети так, что от них буквально мокрого места не остаётся.
— Но чтобы твои произведения увидели читатели будущего, их надо прежде всего сохранить. Если ты и далее будешь их «сжигать», то кто же тогда их сможет прочесть?
— Нет, я уже достиг такого уровня, когда сжигать нет необходимости.
— Это обрадует твоих будущих читателей. А вот то, что ты сжёг свои прошлые произведения, создаёт весьма ощутимые трудности литературоведам: им трудно будет проследить, как менялось твоё писательское мастерство со временем.
— Ну, тут уж я ничего не могу изменить.
— Недавно у тебя появился личный сайт в Интернете. Он называется, как и твой последний по времени написания роман: «Галактический человек». Какова была цель его создания?