Мысли и воспоминания. Том II

Императору Александру, дорогому племяннику и другу. Сердечная дружба, соединяющая нас уже столь долгие годы и продиктовавшая нам основанную на этих чувствах политику, налагает на меня обязанность написать вам одновременно с пересылкой меморандума, явившегося результатом устных переговоров между князем Бисмарком и графом Андраши в Гаштейне и Вене. Последний прибыл в Гаштейн, чтобы дать объяснения по поводу причин, вызвавших его отставку от дел, коими он руководил столь отличным образом, что завоевал уважение всей Европы. Переговоры обоих канцлеров касались по преимуществу отношений между Германией и Австрией в результате ряда событий после 1848 г. Жребий войны решил,

что отныне во главе объединенной Германии будет стоять Пруссия. Поскольку Германский союз распался, Австрия перестала быть связанной договорными отношениями с восстановленной Германией; однако союз между Пруссией, Австрией и германскими государствами продолжает существовать в общественном мнении Германии, стремящемся заменить его нравственным единением двух империй, в миролюбивом духе которых видят залог сохранения мира в Европе. Я не говорю уже о той мудрости, с которой вы оказали столь мощное содействие поддержанию этого мира, несмотря на отдельные войны, театром которых Европа была на протяжении последних 20 лет. Отставка графа Андраши, лично поддерживавшего именно такой ход дел, могла иметь тяжкие последствия, кто бы ни был его преемником, ибо доверие не передается по наследству. Исходя из этого, оба канцлера согласились заполнить новым единением между Германией и Австрией ту пустоту, которая образовалась вследствие уничтожения Германского союза, в течение полувека представлявшего союз Пруссии, Австрии и немецких государей. Это единение сформулировано в прилагаемом меморандуме. Я льщу себя надеждой, что изложенные в этом важном документе принципы будут оценены вами и вы соблаговолите присоединиться к ним в видах укрепления союза трех императоров, оказавшего Европе, начиная с 1873 г., столько выдающихся услуг. Я не без удовлетворения отметил, что после нашей встречи в Александрово пресса наших стран успокоилась; впрочем, я натолкнулся в одной московской газете на статью, открыто говорящую о панславистской войне с Германией как о решенном деле, причем генерал-губернатор не запретил этой газеты, хотя его полномочия дают ему на то полное право. У меня вызывает опасение партия нигилистов, которая в один голос с панславистами говорит языком, враждебным соседним странам, с целью воспользоваться всяким конфликтом для осуществления своих разрушительных планов.

Если бы эти революционные планы могли силой своего давления привести к тому, чтобы увлечь за собой или скомпрометировать правительство в его политических сношениях, то оно — не могу скрыть этого от вас, дорогой племянник, — встретило бы солидарный отпор в соседних странах. Язык угроз в добавление к столь бросающемуся в глаза увеличению вашей армии после победной войны, долженствовавшей, как будто бы, обеспечить мир, держит Европу в тревоге, тогда как твердое выражение вашей миролюбивой воли могло бы утишить беспокойства и вернуть умы на добрый путь.

Вот, дорогой племянник, что хотелось мне высказать вам с искренностью и доверием, известными вам; но я должен еще присовокупить к этому мое чисто личное сожаление по поводу досадного совпадения нашей дружеской встречи с действиями, ускоренными неожиданной отставкой графа Андраши и обстоятельствами, о которых шла речь...»

Из ответа Александра II:

«Ливадия 2/14 ноября 1879 г.

Дорогой дядя и друг.

Не могу в достаточной мере поблагодарить вас за только что полученное мной ваше письмо от 4 ноября. Приложив к нему текст подписанного в Вене меморандума, вы дали мне новое доказательство вашей сердечной искренности и предчувствовали живущую в моем сердце потребность устранить из наших отношений малейшую тень сомнения. Несомненно, поездка князя Бисмарка в Вену, за которой последовало заключение вышеуказанного акта, по видимости, послужила в некотором роде противовесом нашей встрече в Александрово и не могла не произвести тягостного впечатления, способного

ввести общественное мнение в заблуждение. Мое личное доверие отнюдь не поколеблено этим, и я счастлив констатировать ныне, что в этом соглашении не содержится абсолютно ничего противоречащего моим желаниям. Оно стремится упрочить могущество Велико-Гер— мании, воссоединение которой я приветствовал, и пытается мирным путем выполнить постановления Берлинского трактата, точное соблюдение которого никогда не переставало быть основой моей политики.

Я поэтому полностью присоединяюсь к принципам, изложенным в меморандуме, который вы любезно сообщили мне. Присоединяясь, таким образом, к согласию, установившемуся между Германией и Австрией, я с удовольствием вижу в нем возврат к тому полнейшему согласию трех императоров, которое, как вы столь справедливо заметили, оказало Европе величайшие услуги.