Мысли и воспоминания Том I

Император Фридрих, сын монарха, которого я считаю моим государем in specie [по преимуществу], своей обходительностью и своим доверием облегчил мне возможность перенести на него те чувства, которые я питал к его державному отцу. Как правило, он более, чем его отец, придерживался конституционного взгляда и понимал, что в качестве министра я несу ответственность за его решения. Семейные традиции в меньшей степени затрудняли ему поступать так, как это соответствовало политическим требованиям внутри страны и за границей. Все утверждения, будто между императором Фридрихом и мной существовали длительное время разногласия, лишены основания. Временные разногласия имели место в связи с инцидентом в Данциге. Касаясь этого инцидента, я могу теперь, когда опубликованы документы, оставшиеся после смерти Макса Дункера[645], проявить менее сдержанности, нежели я проявил бы в противном случае. 31 мая 1863 г. кронпринц отбыл в военную инспекционную поездку в провинцию Пруссию[646], обратившись предварительно к королю с письменной просьбой избегать всякого октроирования (Octroyirung). В том поезде, в котором он ехал, находился обер-бюргермейстер города Данцига господин фон Винтер, которого принц в пути пригласил в свое купе. Несколько дней спустя он посетил господина фон Винтера в его имении близ Кульма. 2 июня кронпринцесса последовала за ним в Грауденц, а днем раньше был обнародован королевский указ о прессе[647], основанный на одновременно опубликованном докладе государственного министерства. 4 июня его королевское высочество[648] обратился к королю с письмом, в котором выразил свое неодобрение по поводу этого октроирования, жаловался на то, что его не пригласили к обсуждению этого вопроса в государственном министерстве, и высказал свою точку зрения на обязанности, которые лежат, по его мнению, на нем, как на наследнике престола. 5 июня в Данцигской ратуше состоялся прием городских властей, во время которого господин фон Винтер высказал сожаление, что обстоятельства не позволяют городу полно и громко выразить испытываемую им радость. Кронпринц в ответной речи сказал между прочим следующее:

«Я также сожалею, что прибыл сюда в такое время, когда между правительством и народом наступил разлад, весть о чем меня в высокой степени поразила. Я ничего не знал о распоряжениях, которые к этому привели. Я был в отсутствии. Я не давал советов, которые к этому привели. Но все мы, и больше всего я сам, так как мне лучше чем кому-либо известны благородные намерения, отеческие заботы и великодушный образ мыслей его величества короля, — все мы питаем уверенность, что Пруссия под скипетром его величества короля уверенно идет к тому величию, которое предназначено ей провидением».

Экземпляры «Danziger Zeitung» с отчетом о происшедшем были разосланы в редакции берлинских и других газет, не получавших означенный листок из-за его узко местного характера. Поэтому слова кронпринца тотчас же получили широкую огласку, и внутри страны и за границей, естественно, поднялся шум. Из Грауденца он прислал мне формальный протест против указа о печати и потребовал передачи протеста государственному министерству[649], что, однако, по повелению короля, не было исполнено. 7 июня ему был послан строгий ответ его величества[650] на письменную жалобу от 4-го числа. После этого кронпринц просил отца простить ему шаг, который он не мог, по его мнению, не сделать ввиду своего собственного будущего и будущего своих детей, и просил освободить его от всех занимаемых им должностей[651]. 11-го он получил ответ, в котором ему даровали просимое прощение; о его жалобе на министра и о просьбе об отставке в ответе не было упомянуто, но ему самому впредь вменялось в обязанность молчание.