Мелькают лица, события... Животные программы. Похвастать на обществе вшитым клапаном — это она. Рая плачет — тоже. Добралась уже Ирина до дома? Она любит — тоже.
Вторые программы — общественные. Человек должен работать для других. Даже если неприятно. Чтобы все люди жили лучше. Это не доставляет такого острого удовольствия, как любовь и ребенок. Часто и вовсе никакого. Приходится заставлять.
Раньше было проще — люди верили в Бога. Люби ближнего — получишь рай. Если не будешь — вечный огонь. Наказание и поощрение. На тех же животных программах.
Бога нет. Наука. Каждый знает — наказать могут только люди, сейчас, здесь. Если суметь — можно избежать. И получить удовольствие. Торжество инстинктов. Фрейдизм.
Ну, а счастье?
Первобытный человек был счастлив, когда был сыт, в тепле, с семьей. А современный? Он уже не может жить без общества. Удовольствие от общения не только с близкими, но и с чужими, удовольствие от деятельности, находящей отклик в людях, уже необходимы для душевного комфорта.
Есть затасканная формула — «общественно полезная деятельность». Не нужно над этим смеяться. Это и есть смысл жизни человека, не биологический, заложенный природой, а социальный, обусловленный обществом. Счастье, идущее «снизу», острое, но оно ненадежно и для нашего человека мало. Только если оно дополнено этой «деятельностью», есть надежда получить крепкий якорь...
Разве с этим кто спорит, друг? Разве ты читал возражения в газетах? Возражений нет, но и не всегда настойчиво это доказывается. А нужно...
А сам?
Уже достаточно пожил. Животные эмоции отошли на задний план. Инстинкт жизни держит на поверхности, но счастья не дает.
Что же меня поддерживает? Семья, Леночка? Да, конечно, но этого мало. В отпуске с ума схожу от тоски. Мордочки детишек, что выписываются после операции? Глаза матерей?
Знаю, что это «социальные программы», привитые обществом. Ну и пусть. Они дают мне удовольствие и позволяют переносить невзгоды.
Наверное, очень важно — убедить себя в этом. Тогда и будешь счастливым... Я и есть счастливый... А что?
Спи, счастливец... Спи...
Нет, не так легко уснуть. Новые мысли приходят строй за строем. Сегодня уже принадлежит прошлому. Саша будет жить... наверное. Еще один клапан есть. Это здорово — клапан. На каждый прием приходят несчастные с митральной недостаточностью, и мы отправляем их, безнадежно разводя руками. Горький осадок от прежних попыток. Теперь это позади.
Даже если одну операцию в неделю, то многих можно вылечить. А можно — две. Такие, как сегодня?
Нет, не вытянуть. Ребята все замучились. И сам тоже. Ничего — наладится. Пожалуй, нужно вшивать по Жениной методике — это легче. Толковый парень. Думает он о смысле жизни? Наверное, еще нет. Он добрый — у него смысл есть.
Если даже по одному клапану в неделю, то за год можно прооперировать человек сорок. Это уже цифра, о которой можно говорить. Цифра? Говорить? Животные программы неистребимы. Черт с ними! Какой есть. Святым уже не быть.
Что мы завтра оперируем? Операцию с АИКом отменили. Зря поддались слабости. Может быть, еще можно вернуть? Не стоит. Матери уже сказали, что не будет. Материнское сердце не игрушка — взад да вперед. Вместо этого Лени возьмем взрослого. Сорокина, с сужением аорты. Его Петро прооперирует. Кровь той же группы. Да, возьмем. Только, кажется, там есть отложения извести в клапане. Придется самому побыть, чтобы включиться, если будет трудно.
Да, я же хотел завтра пораньше уйти, чтобы пописать. Статью давно нужно отправить. Ничего, подождет еще. Подождет... Как хорошо вот так устать, а потом лежать вытянувшись... Если бы не завтрашний день... не заботы... постоянно новые заботы...
Книга вторая
Третий день. Через полгода
Понедельник. Пятиминутка окончилась. Обход.
Так не хочется начинать неделю... Поехать бы в лес, полежать на теплой земле... Тихо падают с кленов красные листья. Деревья высокие и неподвижные в бледном осеннем небе. Солнце теплое. Леночка ходит где-то близко, болтает, слов не разобрать, грибы ищет. И думать совсем не нужно — только смотреть и слушать. Хорошо. Счастье.
Вчера не удалось — вызвали в пригородную больницу. Испортили воскресенье. Легочное кровотечение, обязательно в праздник. Но — молодая женщина, в глазах ужас. Боится двинуться, даже дышать. Потом вдруг легкий кашель — и кровь прямо льется изо рта, сразу почти стакан. А, не жалей воскресенья. Час пролежишь под солнцем, два, а потом все равно мысли, как облака, затягивают бездумное небо. Иначе — скука.
Так что все равно. Мечта даже лучше. Обход.
— Ну, пошли, пошли!
Оглядываюсь: гвардия какая, молодец к молодцу! Почему не позвонили об этой женщине? Нет, ничего не может быть. Операция хорошая. Брось — чужая больница. Наоборот, вызвали бы, если не знают. Но там порядка нет. Примитив. Первая палата.
Взгляд в дверях: смотрят из-под одеял ребячьи мордашки, все веселые. Будто это санаторий, а не семь процентов смертности... Дети. Не понимают. Так и весь мир живет, не верит, что завтра может быть война.
— Здравствуйте, ребята!
— Здра...ст...
Нестройно. Маленькие.