Во все то время, что дед мой прожил в Руане, господин Паскаль, мой дядя, проникнутый глубоким благочестием, которое он сам внушил и всему семейству, впал в удивительное состояние, вызванное великим прилежанием, с каковым он занимался науками: поскольку слишком много соков у него оттягивал мозг, с ним случилось нечто вроде паралича от пояса донизу, так что он принужден был передвигаться только с помощью костылей; ноги и ступни его сделались холодны как мрамор, и приходилось всякий день надевать на него носки, смоченные в водке, чтобы хоть как-то согреть ему ступни. Врачи, видя его в таком состоянии, сочли себя обязанными запретить ему всякие упорные занятия; но столь живой и деятельный ум, как у него, не мог оставаться праздным. Коль скоро он больше не был погружен ни в науки, ни в благочестие, по-своему требующее усилий, ему понадобились какие-то удовольствия; он должен был снова бывать в свете, играть и развлекаться. Сначала он делал все это умеренно; но люди тут незаметно входят во вкус и пользуются этим уже не как лекарством, но ради удовольствия. Так и случилось. Он стал вести светскую жизнь, хотя и без пороков и беспутства, но в праздности, удовольствиях и развлечениях.
Дед мой умер; дядя продолжал вращаться в свете, и даже с большей свободой, поскольку стал владельцем собственного состояния; и погрузившись в эту жизнь, он принял решение пойти обычным в свете путем, то есть вступить в должность и жениться. Он приглядел и девицу, и должность, и делал шаги, чтобы добиться того и другого; обо всем этом он советовался с моей тетушкой, которая уже была тогда монахиней и очень огорчалась, видя, как тот, кто открыл ей глаза на ничтожество мира, теперь сам в него погружается через такие намерения. Она часто убеждала его от них отказаться; но время для того еще не пришло, он слушал ее и продолжал питать те же замыслы. Наконец, Богу было угодно, чтобы однажды, в день Зачатия Пресвятой Девы, он отправился повидать мою тетушку и оставался с ней в монастырской гостиной, пока монахини читали вечерние молитвы перед проповедью. Когда прозвонил колокол, она оставила его, а он вошел в церковь послушать проповедь, не подозревая, что там-то и ожидал его Бог. Он увидел, что проповедник стоял уже на кафедре, и было ясно поэтому, что моя тетушка не могла с ним переговорить. Предметом проповеди были Зачатие Пресвятой Богородицы, начало жизни христиан и важность для них обращения к святости через то, чтобы не вступать, как то делают почти все светские люди, по привычке, по обычаю и из человеческих понятий о приличии, в должности и браки; проповедник доказывал, что надо советоваться с Богом, прежде чем делать такие шаги, и хорошенько думать, поможет ли это спасению души и не станет ли к нему препятствием.
Поскольку таковы как раз и были положение и намерения моего дяди, а проповедник говорил с большой пылкостью и убедительностью, он был живо этим тронут, и, думая, что все это было сказано для него, он так это и воспринял, и, поразмыслив со всей серьезностью о проповеди в то самое время, пока ее слушал, он после нее снова пошел к моей тетке и открыл ей, что был поражен этой проповедью, потому что она, казалось, была произнесена для него одного, и что он был ею тронут тем сильнее, что убедился, увидев проповедника на кафедре, что она его ни о чем не предупреждала. Тетушка моя, как могла, раздула этот только занявшийся огонь, и несколько дней спустя мой дядя совершенно порвал с миром; ради этого он уехал на какое-то время в деревню, чтобы изменить свой образ жизни и нарушить течение многочисленных визитов, которые он наносил сам и которые наносили ему; это ему удалось, и с тех пор он не видался больше ни с кем из тех своих друзей, с которыми его соединяли только мирские узы.
В уединении своем он привел к Богу господина герцога де Роаннеза, с которым его связывала очень тесная дружба, основанная на том, что господин де Роаннез, имея ум весьма возвышенный и способный к глубочайшему восприятию наук, восхищался умом господина Паскаля и был очень к нему привязан. Господин Паскаль, покинув свет и решившись заниматься только богоугодными делами, доказывал господину де Роаннезу, как важно для него поступить так же, и говорил ему об этом столь хорошо и убедительно, что господин де Роаннез воспринял то, что он говорил ему об этом предмете, так же глубоко, как и его ученые рассуждения, которые были прежде их главным удовольствием и предметом всех их бесед. Так Бог коснулся его души через посредство господина Паскаля, и он стал размышлять о ничтожестве мира, потратив какое-то время на поиски того, чего же Бог хочет от него; наконец он решился не думать больше о мире, удалиться от него сколь возможно скорее и отказаться от должности губернатора Пуату, в которую должен был вступить по указу короля.