Надеемся, надеялись,
Но надежда – это огонь,
А страх – ветер,
И сколько ни пытаешься
Поверить в то, что все будет хорошо,
Эта мысль вспыхивает и сразу гаснет на ветру,
Словно спичка
В дрожащих от холода руках.Откуда этот ветер?
Откуда?
Но стоит ли удивляться ему?
В этой жизни мы открыты всем ветрам,
Особенно если отправились в путь.
А разве мы могли не отправиться?
Разве жизнь сама – это не путь?И надо успокоиться,
Надо отдышаться,
Надо еще раз осторожно
Попробовать поверить в эту мысль,
Доверить ее своему дрожащему от холода сознанию,
Зажечь ее, укрыв,
Спрятав от всего, что есть вовне,
От этого ветра и страха.
И что бы пугающего ни писали в этих газетах,
Что бы ни случилось – ворохом сгорает вчерашний день
В этом постепенно разгорающемся огне,
Под моей защитой обретающем плоть.
Он согревает меня постепенно.
Он становится еще одной звездою посреди этой пустыни,
Еще одной – и я замечаю, как много их вокруг, сверху – везде,
Звезд, огромных, разгорающихся все ярче и ярче, разгоняющих тьму.
И сколько бы ни завывал ветер в стороне,
Сколько бы ни набрасывался на это пламя,
Только раздувает его,
Только выше оно,
Только ближе к звездам.Миллиард
Если на земле больше миллиарда человек голодает,
То, наверное, ни в коей мере нельзя считать,
Что человечество живет правильно.
Все остальное, что я говорил и говорю, можно признать моими иллюзиями,
Но тот факт, что миллиард человек не имеет хлеба насущного – кричит о необходимости перемен.
Но, видимо, не так громко кричит,
Или мы уже привыкли к этому крику
И к тому, что ничего не меняется.
Стеклянное благополучие мира, назвавшего себя цивилизованным,
Стоит на краю огромной пропасти
И успокоено своим шатким равновесием.
Глухость человечества вполне соответствует естеству толпы,
Заглушающей саму себя, в этот нескончаемый рыночный день,
Что все продолжается на Земле.
Но глухость отдельно взятого человеческого уха к этому крику в миллиард голосов
Пугает и вызывает недоумение.
Как может не слышать его человек?
Ты или я? Я не понимаю этого.
Ведь мы же не всегда находимся на этой рыночной площади?
Мы ведь не всегда в этой толпе? Ведь всегда в ней быть невозможно.
Или ее шум настолько оглушает нас?
И мы словно пустые морские раковины, даже на суше хранящие звуки моря,
Несем в своей душе лишь шум мелких лавочников – приливы и отливы этих
Бессмысленных голосов?Но этот крик в миллиард голосов – он сильнее шума любой торговой площади.
Его глубина, чернеющая бесконечной, не имеющей дна пропастью, несравнима с мелководьем
Наших ежедневных человеческих дел.
Мне кажется, что и через океаны и континенты он
Донесет весть о том, что человечество
Заблуждается, заблудилось на своем пути.