Мышление. Системное исследование

Там, где мы должны были бы видеть действительные «ситуации» (положения вещей), «факты» реальности и то, что происходит на самом деле (то есть, те самые отношения отношений), мы, напротив, упираемся в стену «представлений» и бесчисленные «языковые игры».

Какова механика этих спонтанно возникающих завалов, препятствующих нашим контактам с реальностью и действительному пониманию?

Пытаясь ответить на этот вопрос, давайте представим себе, пусть и с изрядной долей условности, жизнь нашего далекого предка в доязыковую эпоху.

То есть, мы в нашем мысленном эксперименте имеем человекообразную обезьяну – особь нашего с вами биологического вида, – которая живет в стае (племени), уровень культуры которого не достиг еще состояния, когда на смену естественным поведенческим реакциям индивидуумов приходят реакции, регулируемые «сигналами сигналов».

Грубо говоря, допустим, что все наши «подопытные» обладают интеллектуальными объектами недифференцированного топоса внутреннего психического пространства.

32. Социальная организация такого племени, судя по данным современной антропологии [Р. Данбар], выглядела примерно следующим образом: семьи, состоящие из 20-25 близких родственников, объединены в племя (стаю) общей численностью порядка 150-230 особей.

Единичная семья состоит, условно, из главы семейства, нескольких его самок-жен и их отпрысков. Старшие сыновья уже тоже обзавелись самками-женами, которые производят внуков (часть половозрелых дочерей главы семейства, в свою очередь, перешли в другие семьи данного или даже другого племени).

Мы будем рассматривать особь второго поколения – одного из младших сыновей, не достигшего еще возраста, когда ему позволено думать о своем матримониальном положении.

Согласно условиям нашего мысленного эксперимента, языковые навыки в данном племени находятся на самом примитивном уровне – какие-то знаки-звуки используются в целях коммуникации, но они не составляют еще языка, выходящего за пределы самых простых формул «порождающих грамматик» [Н. Хомский].

Мозг представителя нашего племени должен быть устроен таким образом, чтобы в этом племени выжить, а желательно еще и достичь каких-то высот социальной иерархии (реалистичный план – обзавестись своим собственным семейством на 20-25 особей).

Очевидно, что для этих целей особь должна иметь возможность держать в голове все свои отношения (реальные и действительные) с другими членами племени. Но языка-то, который мог бы упростить ей эту задачу, нет.

То есть, я (эта особь) не могу пойти простым и понятым современным людям путем: разделить всех игроков этой социальной группы на классы, обозначить их («вождь», «главы семейства», «дети вождя» (наследники), «жены вождя», «жены глав семейств», «дочери вождя», «дочери других глав семейств», «близкие родственники» и т. д., и т. п.), рационально определить их роль, место и значение в социальной иерархии племени.

Иными словами, у меня нет никаких внутренних предписаний – мы в «доязыковой человеческой стае», – которые бы направляли бы меня в рамках этой социальной общности. А значит мне приходится держать в голове не рациональные абстракции, а все свои действительные отношения с этими особями (судя по всему, за это как раз и отвечали отделы мозга, получившие название «дефолт-система мозга» [М. Рейчел]).

33. То есть, для каждой особи племени я образую в своем мозгу соответствующий интеллектуальный объект, который, по существу, является результатом накопленных мною опытов отношений с соответствующими «субъектами».

Допустим, к вождю меня допускали всего дважды за всю мою жизнь и каждый раз это было обставлено самым затейливым образом – толпы соплеменников били в бубны, кричали, родители пригибались и т. д. Было страшновато. А вот со сверстником из соседнего семейства я вижусь каждый день, причем, мы вполне можем подраться и, в худшем случае, самка из этого семейства на меня рявкнет.

В моем собственном семействе тоже все непросто – его глава в полном праве сделать со мной все, что ему заблагорассудится, и никто даже не пикнет, глазом не поведет. Однако, если крупный самец из другой родовой группы решит задать мне взбучку, то глава моего семейства с большой вероятностью меня отобьет.

Самки в моем семействе тоже взаимодействуют со мной по-разному – одна делится пищей больше других, вычесывает моих блох чаще. Другие – тоже могут, но больше внимания уделяют другим сверстникам моей семейной группы. При этом, если самец из другого семейства проявит какой-то интерес к этим самкам – он сильно пострадает от главы моего семейства.

Когда охотники племени возвращаются с добычей я, как бы мне ни хотелось есть, должен выждать, пока другие особи племени проведут с ней какие-то действия.