Какая-то металлическая и бетонная штуковина — ни малейшего представления не имею, для чего этот механизм — накрыта вишнёвой бархатной портьерой. И на этом бархатном покрове стоит Корона. Та самая, которую, предположу, Машка сбила с головы того, другого. Корона сияет. Реально сияет. От этого света в мрачном помещении светло — свет белый и голубой, он дробится бликами, каплями и перьями, дрожит на бетонных сводах и каких-то пыльных конструкциях, но глаза не режет и не слепит. Притягивает взгляд.
Сразу ясно, что — драгоценная вещь. И магический артефакт, вероятно. Особая крысиная магия: упала — и пропала, и вот, объявилась здесь. Символ довольно-таки кошмарного могущества крысиного народа. Зубчатый венец из переливающегося, мерцающего, живого света. Фантастика…
— Налюбовался, человек? — слышу я из сумрака.
Голос крысы — резкий и писклявый. Его хвостатое величество. Успеваю удивиться, почему это великая крысиная корона не возложена на чело, а вот так украшает собой какой-то насос для нечистот.
И тут же понимаю, почему.
Король сидит не в кресле, а на небольшом продавленном диване. Неловко, потому что удобно сидеть, похоже, он — они — не могут вовсе.
Я с ужасом вспоминаю, что их Истинный…
Да, как ему… им… носить эту корону — непонятно.
Хотя — быть может, на той голове, которая выше всех, потому что у неё есть подобие человеческой шеи. Ещё две — без шей, прямо на плечах. Четвёртая голова — скорее, не крысы, а крысёнка, меньше прочих — торчит из широченной грудной клетки.
У них на всех только две ноги, а руки — три: одна скорченная ладонь растёт из рёбер под четвёртой головой, недоразвита и, кажется, ею пользоваться нельзя, а две — нормальные. И хвоста — два, один — длинный и гибкий, как хлыст, длиной метра полтора, в бело-розовой, почти перламутровой чешуе и белёсых щетинках, а второй — недохвост, худосочный хвостик с полметра, не больше.
К тому же это — белая крыса. Вернее, крысы: головы крыс-альбиносов, с рубиново-красными глазами, а вместо шерсти — почти человеческие волосы, белые, как молоко. А взгляды всех голов — разумные и цепкие, ведьмачьи взгляды. Недобрые. Только у маленькой головы — некое подобие насмешливой ухмылки.
Ужасное существо укутано в чёрный бархатный плащ с алым атласным подбоем, а под плащом — белоснежная шёлковая рубашка, сшитая на чудовищно уродливое тело, и обыкновенные человеческие бархатные брюки, заправленные в высокие чёрные сапоги.
А за ним, у ног, за плечами, вокруг — свита: жилистые крысюки-бойцы, будто из колючей проволоки скручены, безжалостные морды в шрамах, уши рваные… на них человеческие камуфляжки, на некоторых — камуфляжки Службы Дератизации, я узнаЮ по нашивкам. Трофейные.
Человеческие стволы в лапах — тоже трофейные, я полагаю.
Крысёнок, сгорбившись, подходит к своему Королю, клубком, сжавшись, садится на пол — и лижет между пальцами почти человеческую руку, некрысиную длиннопалую ладонь, отличающуюся разве что белёсыми кривыми когтями.
— Молодец, — говорит правая голова. — Из разведчиков стаи ты — лучший. И можешь коснуться. Подай мне его.
Крысёнок встаёт, медленно подходит к импровизированной подставке, тянется дрожащими ладошками — и подаёт Королю сияющее чудо.
И — да, Король надевает его на среднюю голову.
Сияние короны впитывается в кожу, шерсть, сквозит через одежду, глаза светятся лазерно-алым — я вижу ослепительного монстра. Меня бьёт озноб: я подозреваю, что этот артефакт людям не к добру. Кручу в кармане маркер, его прикосновение к пальцам успокаивает нервы.
Средняя голова говорит:
— Мы рады тебя видеть, Фридрих. Именно тебя — это большое везение.
Ко мне возвращается дар речи.
— Это твоего… вашего предшественника убила моя сестра?
— Наш предшественник, — говорит левая голова, — привёл сюда наш народ. И чуть его не погубил. У него было маловато сил для того, чтобы создать достаточно просторную нору — и наши бойцы селились в Городе. Там же добывали пропитание.
— А пришлые и местные всегда начинают отношения с войны, — добавляет правая голова. — Мы понесли большие потери, воюя с людьми, но, предположу, не мы одни?
— Да уж, — говорю я. — Эта война нужна Городу, как слепому свечка.
— В человеческих силах прекратить её навсегда, — говорит главная голова.
У меня аж дух захватывает:
— Да?! Но как?
— Ты ведь понимаешь, что мы отсюда не уйдём? — вкрадчиво спрашивает левая голова. — И выгнать нас — не в ваших силах, верно?
— Неужели вам тут нравится? — спрашиваю я. — Тесно, голодно… И в стычках не всегда всё-таки побеждают ваши подданные, хоть они и умеют удирать сквозь стены…
— Не нравится, — говорит главная голова. — Но у нас нет выхода. Наш мир — в такой беде, какую ты себе и представить не можешь. Поэтому нам просто придётся жить здесь, копить силы, собираться с духом… и если ты не остановишь войну, когда-нибудь люди её проиграют. Осознай.
Я понимаю это лучше, чем кто угодно: я видел, на что они способны.
— Но что я сделаю? — спрашиваю я. — Вы же воюете за жратву — и никто не убедит муниципалитет, что нужно кормить крыс. Власти и людей-то не станут кормить просто так.