Первый утренний луч пытался рассеять ночной сумрак. Усталая, еле державшаяся на ногах, взъерошенная Мышка в последний раз взмахнула кистью, и в ту же секунду ночь поздоровалась с рассветом, и лучи весело забегали по картине. Мышка жалобно пропищала и начала неверными шагами отступать назад. «Картина, я написала картину! Я дерзкая…» – думала Мышка. Но в то же время сердце её шептало: «Картина, моя картина!»
С решительным отчаянием пропавшего для мышиного общества члена она подошла к своему творению, свернула его в рулон и, неслышно ступая, направилась к норке своего старого учителя. Однако, по мере приближения к его каморке, решимость покидала мышку, и хвост, кончик которого она решила было держать поднятым к верху, трусливо упал вниз. Мышка осторожно положила рулончик под дверь и неслышно помчалась к себе.
Поздним утром старый учитель, надев очки, разглядывал лист и приговаривал:
– Так, так, так, наверняка это Мышка. Вот она, вот в этой линии… так, а вот улыбка… точно Мышка. Ах, милая, какие ж у тебя глазки… Да ты просто счастливица!
А наша мышка и вправду была счастлива. Безмятежно улыбаясь, она спала в своей кроватке и играла во сне с упитанными мышиными ангелочками, нарисованными ею в эту ночь.