Мышь

Ярославская ветка железной дороги, как, впрочем, и все остальные, поначалу идёт через город, и в районе станции «Лось» под насыпью для пешеходов был сделан переход. Когда началась эпидемия, именно в этот переход заехал автомобиль — водитель пытался спастись и поскорее попасть на шоссе. Но он был уже заражён и спастись не смог. Машина же его намертво закупорила проход.

Последние два дня именно в этом месте начали собираться заражённые. Они шли на звук взрывов, шли и утыкались в этот несчастный автомобиль. С каждым часом их становилось всё больше и больше, пока количество толкающихся не достигло критической массы и не вытолкнуло машину как пробку из бутылки. Поток заражённых хлынул на улицу.

Тоня первой услышала звук приближающейся толпы и затолкнула ближайшего к ней мальчика в проём между стеной и автобусом.

— Беги!

За ним сразу же юркнул второй мальчик, который постарше — Тоня не успела запомнить их имена, а за ним побежала собака. Тоня собиралась следующим отправить Лавра, но неожиданно оказалось, что он уже держит её за плечи.

— Сейчас на счету каждая секунда. Бегите. Я не смогу их остановить, но я смогу подарить вам несколько лишних секунд или, быть может, даже минут.

Тоня не знала, что сказать, она хотела возразить, но Лавр уже затолкнул её в щель между домом и автобусом, и она поползла. Последнее, что Тоня услышала, прежде чем она выбралась на улицу, были прощальные слова Лавра.

— Вы были не правы. Не только Тоня позаботится о Тоне. Будьте счастливы!

Лавр передёрнул затвор автомата. Его план был даже не в том, чтобы убить как можно больше заражённых — много он одним рожком точно не убьёт, а вероятность того, что у него будет возможность перезарядиться — нулевая. Нет. Он надеялся, что его мёртвое тело заткнёт щель в стене, и заражённые не смогут через неё протиснуться. И Тоня спасётся. И мальчики. И собака их эта славная.

Ему очень не хотелось умирать. Это, наверное, была последняя его осознанная мысль. Потом Лавр начал стрелять и стрелял, пока волна заражённых не докатилась до него. А потом Лавра обняла темнота, и темнота эта принесла ему покой.

***

Если бы Андрея спросили «кто ты?», он бы ответил «реконструктор». Андрей был молод, но именно реконструкторство в его двадцать с хвостиком лет занимало его больше всего. Это было делом его жизни. Вместе с друзьями и единомышленниками он вот уже пять лет активно реконструировал битвы войны 1812 года. У него была форма, оружие. Он в деталях знал все передвижения армий, а иногда даже отдельных солдат, изучив массу дневников армии Наполеона — благодаря своему увлечению он прекрасно выучил французский, к огромной радости своей матери, которая перестала над его «забавой» издеваться и увидела в ней высший смысл.

В день начала эпидемии он заболел. Мама уехала к сестре в Саратов, и он сидел один в пустой квартире и грустил. Его одногруппница из Бауманки Зоя, узнав из общего чата потока, что Андрей болеет, предложила привезти ему суп — он с радостью согласился. Ему нравилась и идея горячего супа, и идея Зои — ужасно симпатичной девушки — у него дома. Да, температура и общее недомогание не позволят ему перейти к каким-то активным действиям, но хотя бы свою симпатию он точно сможет обозначить. К сожалению, кроме куриного бульона с травами Зоя привезла Андрею и вирус Михайлина.

У Зои был диабет, и вирус убил её очень быстро и окончательно. А вот Андрей был здоровым и теперь, спустя почти неделю, ходил по квартире, одержимый чудовищным голодом. Он натыкался на стены, на предметы мебели. Падал, вставал и снова шёл искать, что съесть, но съесть было некого. В последнюю бомбардировку ударная волна выбила дверь между кухней и балконом, бетонная плита, служившая бортиком этого балкона, обрушилась, Андрей вышел на свежий воздух. Голод гнал его, и он шагнул вперёд.

Сделай Расул ещё один шаг, и всё — конец, заражённый упал бы прямо на него. Его бы даже не надо было есть или рвать когтями, он бы умер просто от силы удара. Но чудо — или провидение, или Бог? — спасло его. Он стоял и в шоке смотрел, как упавший с огромной высоты мужчина поднимается с асфальта. Расул видел, как изломало его падение, видел торчащие кости открытых переломов, выбитые зубы, лежащие на асфальте, страшно сломанный, как будто вбитый внутрь, нос. Расул стоял и не мог пошевелиться. Вот и смерть моя. Какая страшная…

Из оцепенения его вывел выстрел. Он обернулся — всё ещё в шоке, оглушённый, дезориентированный. Ася держала пистолет, как учил отец. Двумя руками. Спокойно. Стрелять на выдохе. Единственное, на что у него всегда находилось время — это тир. И много лет назад маленькая Ася поняла, что если ей хочется хоть какого-то общения с папой, то надо ходить с ним стрелять. И она ходила. Каждую субботу к 11:00. В 16 лет она выиграла районные соревнования по стрельбе. Когда же раскрылись папины другие семьи, она навсегда забыла про тир. Было и прошло. Не жалко, не пригодится!

А вот на тебе — пригодилось.