Мышь

Он смахнул с кончика носа предательскую слезу и встал.

— Давай, наверное, соберёмся сейчас побыстрее? Хочется из этого подземелья поскорее выбраться.

Костя не возражал. Они закончили завтрак, сложили палатку и спальники в рюкзаки и побрели по тоннелю в сторону метро «Охотный ряд».

Они часто ездили на дачу не на машине, а именно на электричке: папу страшно бесили пробки на Ярославском шоссе, и он не понимал, зачем ради очень условного комфорта тратить на дорогу четыре часа, когда на поезде можно доехать за час. Как результат, братья знали этот кусочек метро хорошо, и мысль о том, что идти им на самом деле не так далеко — до следующей станции было чуть больше 800 метров — их очень ободряла.

Братья шли молча. Сева немного волновался, что разговоры могут привлечь заражённых, но Костя довольно резонно возразил, что они бы, во-первых, заражённых услышали, а во-вторых, они в метро полезли как раз исходя из теории, что тут заражённых не будет. Наконец, он напомнил Севе о голосах в тоннеле, которые он слышал совсем недавно: если бы с другими людьми что-нибудь случилось, они бы услышали крики, логично? Хоть Сева и согласился, разговор всё равно не шёл. Мальчики волновались, что ждёт их на станции. Расслабиться было сложно — даже тусклое красноватое аварийное освещение напоминало им о том, что самое страшное уже произошло.

Осторожно, стараясь лишний раз не шуметь, они на цыпочках вышли из тоннеля. Сева был достаточно высоким и мог осмотреть платформу, а вот Костя не доставал. Может быть, и к лучшему, подумал Сева, когда ему открылся вид.

Как и «Библиотека имени Ленина», станция «Охотный ряд» была усеяна телами погибших. Движения нигде не было.

— Заражённых нет, можем идти дальше.

— Мёртвых много?

— Много.

Костя тяжело вздохнул.

Они двинулись дальше и нырнули в следующий тоннель. Впереди через пути пробежала крыса — последние несколько дней ей в тоннеле жилось особенно хорошо. Когда исчезли страшные громыхающие поезда, тут осталась только она, это было её королевство. Крыса была довольна. Она бежала сейчас в сторону станции. Туда, откуда доносился такой манящий запах мяса и крови.

— Я никогда не думал, что смерть такая страшная.

Голос Кости звучал глухо. Он думал эту мысль уже давно. Сева ждал продолжения, но Косте потребовалось ещё с полминуты, чтобы снова подать голос:

— Не думал, что смерть так быстро увижу... По телевизору или в кино всё как-то иначе выглядело. Или в игре… А тут — и люди обычные, и Маша, и мама с папой…

Тут Костя не выдержал и заплакал. Ему сейчас не нужно было, чтобы его жалели или обнимали, сейчас ему хотелось, чтобы Сева его просто выслушал, но справиться с горем всё равно было сложно. Сева внимательно молчал. Впереди показался свет — тоннель заканчивался.

— Как ты думаешь… — продолжил Костя хриплым голосом. — Мы Машу могли спасти?

— Нет. Я точно знаю. Я думал об этом с самого момента… Сколько бы я ни пытался себе этого представить, я не понимаю, как бы мы могли её спасти. У нас времени не было просто.

Голос Севы задрожал. И не только, потому что ему всё ещё было тяжело и страшно говорить о Маше — наверное, тяжело и страшно ему будет всю оставшуюся жизнь, — он просто очень не хотел говорить Косте правду. Да, они не могли спасти Машу, да, у них не хватило бы времени, но главной причиной был Костя. Сева не мог рисковать его безопасностью. Костя был его братом, его ответственностью и его семьёй. Что бы ни случилось, он должен был думать о нём в первую очередь. И это было правильно, но вслух почему-то говорить об этом Сева не хотел.

— Я тоже так думаю. Знаешь, я посмотрел 14000605 вариантов прошлого, — нарочно взрослым голосом сказал Костя. — У нас не было шансов ни в одном.

Сева улыбнулся.

— Доктор Стрендж из тебя так себе.

— Ничего не так себе, а очень похожий!

Костя сделал вид, что обиделся, хотя на самом деле эта притворная обида была частью их игры и общения. Ещё с минуту они шли в тишине. Костя никак не мог собраться с силами — совсем не вопрос о возможности спасения Маши мучал его последние часы.

— Ты думаешь о маме и папе? — Эти слова Костя практически прошептал.

— Угу. Всё время думаю.

— Ты думаешь, папа тоже умер?

Сева хотел ответить сразу, но ему потребовалось некоторое время, прежде чем он сказал:

— Да. Я боюсь, что он умер. Мне так кажется. Я хочу верить, что это не так, но мне кажется так.

Он говорил отрывисто и нервно, наверное, сейчас это был не самый подходящий тон, но Сева был живым мальчиком, и у него не всегда получалось справляться со своими эмоциями. Костя это, кажется, тоже понял.

— Папа умер, мама умерла… Ты думаешь, они сейчас смотрят за нами? Ну, с неба? Как бабушка объясняла?