Мыс Трафальгар

Тот, кому приходится выполнять, – это не кто иной, как дон Федерико Карлос Гравина-и-Наполи, сорока девяти лет, уважаемый и довольно авторитетный моряк с весьма солидным послужным списком: борьба с алжирскими пиратами, нападение на форт Сан-Фелипе, атака плавучих батарей на Гибралтар, шебеки Барсело[49], высадки в Оране и Санто-Доминго, героическая оборона Тулона. Серьезный список, ничего не скажешь. И притом настоящий кабальеро. Пожалуй, уж слишком ухоженный и учтивый, замечают некоторые. Знает все ходы и выходы в королевском дворце и прочих подобных местах. Светский щеголь, типичный образчик этих просвещенных офицеров Королевского военного флота, некоторые из коих (тут уж не поспоришь) признаны во всем мире самыми образованными и профессионально подготовленными европейскими моряками того времени: астрономы, картографы, математики, инженеры, авторы книг, переведенных на английский и французский, жертвовавшие всем ради своего дела и учившиеся в перерывах между боями и научными экспедициями, последние преемники морских традиций Пати-ньо, Энсенады, Флоридабланки и бурбонской Испании XVIII века. Гравина – один из них или почти один из них. Просто дело в том, что на флоте все знают друг друга, и ни от кого не укрылось, что этот парень – что правда, то правда – весьма презентабелен. Ловок, с манерами, а кроме того, хорош собой и здорово танцует. Однако в Армаде есть толковые моряки типа, скажем, Масарредо и Эсканьо. Профессионалы высшего класса. Чтобы далеко не ходить за примером, генерал-майор Эсканьо танцевать не умеет вообще. Конечно, он грубоват и неотесан, но зато лучший капитан первого ранга на всем флоте и самый выдающийся тактик своего времени. А вот поди ж ты – состоит при красавчике Гравине в роли генерал-майора эскадры (это выходит что-то вроде адъютанта) на борту «Принсипе де Астуриас». И в деле при Сан-Ви-сенте командовать тоже досталось не ему.

– Почему же?

–Да потому, что он из тех, кто называет вещи своими именами и никому не лижет задницу.

Еще один такой же – адмирал дон Хосе де Масарредо, с таким послужным списком, что хоть шляпу снимай: четырежды спасал испано-французские эскадры при операциях в проливе Ла-Манш, организовал высадку в Алжире, а затем вывез оттуда людей, защищал Кадис и Брест от блокады их англичанами, он автор Устава и пяти настоящих шедевров по судостроению, навигации и тактике. Но, понятное дело. Масарредо не любитель французов, а кроме того, он пятьсот раз докладывал королю, Годою, министру и всем и каждому о плачевном состоянии Армады, из-за которого «в случае сражения вся нация облачится в траур» – вот прямо так, дословно. Официальное решение: сослать его. И вот теперь он где-то там, в ссылке (ему остается еще пара лет бездействия, а ведь ему уже стукнуло шестьдесят), в то время как все командиры смешанной эскадры, в том числе и дон Карлос де ла Роча, уверены, что, находись на борту флагманского корабля, а еще лучше – во главе всей эскадры он или Эсканьо, в этот день, двадцать первого октября, у мыса Трафальгар все для них сложилось бы иначе. Однако все обстоит так, как обстоит. Не Масарредо или Эсканьо, а Федерико Гравину, тесно связанного с французами и их министром обороны Декре, пользующегося расположением короля и королевы и балуемого Годоем, Князь мира назначил заместителем командующего объединенной эскадрой – заместителем при Вильневе – и настоятельно просил его быть предельно тактичным и осторожным, чтобы союзники чувствовали себя как дома, а главное – чтобы Наполеон ни на что не разобиделся.

– Побольше вазелина, мой дорогой дон Федерико. Главное – не жалейте вазелина. Понятно?

Но когда наши корабли бросили якорь в Кадисе после того, что произошло у мыса Финистерре – французская эскадра едва участвовала в бою, так что основная его тяжесть легла на испанцев, – Гравина (он хоть и паркетный шаркун, но далеко не дурак и имеет понятие о чести), расстроенный, помчался в Мадрид, чтобы рассказать Годою, в руки какого недоумка он отдал все и вся. Questa e? la porca ruina miseriosa, illustrissimo[50] (Гравина родился в Палермо). Мы все в заднице, и так далее. Но все оказалось без толку. Жеребец королевы Марии Луизы Пармской, облаченный в расшитые позументом кафтан и штаны, сильно оттопыривающиеся спереди, прочел Гравине пару длинных наставлений, поразглагольствовал о дисциплине и любви к родине, подчеркнул, что Вильнев – человек министра Декре, и без обиняков заявил: пока парижский недомерок играет в Европе ту роль, которую играет (а это надолго), испанцам остается только повиноваться как стадо баранов. Да, бвана[51], как говорят эти негры, которых продают в Америке.

– Я верю в вашу тактичность и благородство, адмирал. А также в тактичность и благородство ваших достойных и дисциплинированных начальников и офицеров. Напомните им, если понадобится, об иберийском гении, отваге и так далее. Колумб, Элькано, Лепанто[52]… Ну,вы сами знаете. То, сё… И не забывайте о вазелине.