Мыс Трафальгар

С тех самых пор испанцы и перестали доверять французам, французы Вильневу, а Вильнев – самому себе. Поэтому, добравшись до Виго, вместо того, чтобы выполнить подробные инструкции Наполеона – идти на север, к Ла-Маншу, адмирал повернул на юг и окопался в Кадисе. И, понятное дело. Узнав, что эскадра, которая, по его расчетам, уже должна была находиться в Бресте, на самом деле обретается неведомо где, совсем в другой точке Европы, Наполеон встал на дыбы, потому что весь его план пошел псу под хвост. Ну и сукин сын, недоверчиво повторял он, глядя на карту, а у самого голова шла кругом. Ну и сукин сын. Как же я теперь вторгнусь в Англию? Полный провал. Чтобы оправдаться – вот на это ему вполне хватило решимости, – Вильнев не колеблясь возложил вину за происшедшее у мыса Финистерре, а также и за все прочее на испанские корабли; и тут император (его никто не проведет, потому что в эскадре у него есть свой шпион – Лористон, офицер генерального штаба, который в каждом письме ругательски ругает Вильнева) обрушился на министра Декре и его подопечного, 6 чем свидетельствует известный документ: «Все это доказывает мне, что Вильнев просто бездарь. Какие у него причины жаловаться на испанцев?.. Они дрались каклъвы, а Гравина был воплощением гения и решительности». Потом, как человек практичный, он решил, что в хозяйстве все сгодится, и надумал отправить Вильнева в Средиземное море. Послушай, Декре, сказал он. Поскольку этот недоумок, твой протеже, заблокирован в Кадисе и провалил мне день Икс, час Игрек, скажи ему, чтобы поднимал паруса и шел в Средиземное море, а там, соединившись в Картахене с испанской эскадрой Сальседо, пусть пройдется вдоль итальянских берегов – там тоже требуется по-размахивать нашим флагом. А если, выходя из Кадиса, этот кретин встретится с англичанами, а я думаю, что именно так и случится, то пусть дерется, негодяй. Пусть засучит рукава и дерется как проклятый. А еще передай от меня своему красавчику, что если он не выйдет в море немедленно, то есть сейчас же, то я ему засуну его адмиральские эполеты в задницу, а потом отправлю его чистить все сортиры моей Grande Armee[57] от Бреста до русской границы. А потом расстреляю. И его, и его папашу, если он только знает его. Тебе ясно, Декре? Если ясно, то давай, поторапливайся. Потому что я еще не решил, кто такой этот твой протеже – просто дурак или предатель.

Вот, плюс-минус, такие мысли (конечно, с учетом возраста, воинского звания и информации, которой он располагает) роятся в голове у гардемарина Хинеса Фалько, находящегося на баке «Антильи»; а в это время чуть дальше, на шканцах, барабан продолжает грохотать «к бою», боцманы свистят в свои латунные дудки, мальчишки-юнги заканчивают посыпать песком палубу, а английская эскадра, уже четко выстроившаяся двумя колоннами, направленными на линию французов и испанцев, несется на всех парусах, включая лисели, поставленные, чтобы захватить побольше слабого норд-веста.

– Господи помилуй! – восклицает старший помощник Фатас.

Фалько оборачивается к нему. Прислонившись к фок-мачте и немного согнув колени, чтобы гасить колебания подзорной трубы от качки, Фатас разглядывает сигнал, только что поднятый на флагмане адмирала Вильнева и отрепетованный фрегатами и тендером, курсирующими вдоль боевого порядка. Сигнал номер два. Фатас шевелит губами, словно читая про себя, потом с треском складывает подзорную трубу, моргает, смотрит на гардемарина, затем переводит взгляд к юту, на шканцы, где у находящегося там дона Карлоса де ла Рочи в этот момент, наверное, такое же ошеломленное выражение лица. Наконец, как бы все еще не веря тому, что видел, старший помощник смотрит на вымпелы мачт, чтобы прикинуть направление и силу ветра, и оглядывает море.

– Полный разворот, все вдруг, курс норд, в обратном порядке, – наконец произносит он вслух.