Мыс Грома

«Я получил приказ следовать к взлетно-посадочной полосе, где приземлился самолет марки „файзелер-шторх“. Через несколько минут оттуда вышел офицер в форме генерала СС и спросил, являюсь ли я капитаном третьего ранга Фримелем. Он так и не назвал себя, хотя у меня тогда возникло смутное ощущение, что раньше я его уже видел.

Выйдя на пирс, он, прежде чем взойти на борт, отвел меня в сторону и вручил запечатанный конверт! Вскрыв его, я обнаружил внутри приказ самого фюрера, о котором упоминалось в полученном мною личном приказе гросс-адмирала Деница. В нем говорилось следующее:

От руководителя и канцлера Германии.

Настоящим рейхслейтер Мартин Борман наделяется от моего имени полномочиями в решении вопроса, имеющего жизненно важное значение для обеспечения преемственности Третьего рейха. Поступая в непосредственное подчинение к нему, вы обязаны постоянно помнить о торжественной присяге, принесенной вашему фюреру в ранге офицера ВМС, при любых обстоятельствах беспрекословно выполнять все указания, которые он сочтет нужным дать.

Теперь я вспоминаю, как однажды видел Бормана на каком-то официальном мероприятии общенационального характера в Берлине в 1942 году. Мало кто узнал бы этого человека, поскольку, как мне кажется, из всех наших руководителей он наименее известен. Он оказался меньшего роста, чем я себе представлял. У него грубые черты лица и непомерно длинные руки. По правде сказать, в рабочей одежде его можно было бы принять за докера или поденщика. Рейхслейтер поинтересовался, готов ли я повиноваться ему, на что я, за неимением выбора, согласился. Он дал понять, что для офицеров и членов экипажа лодки он — генерал Штрассер.

1 мая. Хотя жилое помещение, отведенное для офицеров, самое просторное на судне, в нем могут свободно разместиться только трое, не считая убирающейся койки. Я устроился на ней сам, а рейхслейтеру предоставил командирскую каюту по левому борту, находившуюся позади комнаты, которая считается на лодке офицерской кают-компанией. Это единственное уединенное место, которым мы располагаем, хотя от его комнаты кают-компанию отделяет лишь занавеска из войлока. Когда мы вышли из Бергена, воспользовавшись вечерним отливом, рейхслейтер, поднявшись ко мне на мостик, сообщил, что пункт назначения — Венесуэла.

2 мая 1945 года. Поскольку на лодке есть шноркель, я могу следить за плаванием, когда судно находится в погруженном состоянии, хотя у меня есть опасения, что это может оказаться невозможным в плохих погодных условиях северной части Атлантики. Я проложил курс под водой через узкие проливы в районе принадлежащих Исландии Фарерских островов и, после того как мы выйдем в Атлантический океан, уточню местонахождение судна.

3 мая 1945 года. Получил по радио из Бергена шокирующую новость о том, что фюрер погиб 1 мая, храбро сражаясь во главе наших войск в Берлине, пытаясь не дать русским одержать победу. Я передал эту горькую новость рейхслейтеру, который, на мой взгляд, отнесся к ней на удивление спокойно. Затем он дал мне указание ознакомить с этим известием членов экипажа, подчеркнув, что война будет продолжаться. Часом позже мы получили по радио сообщение о том, что гросс-адмирал Дениц сформировал временное правительство на территории земли Шлезвиг-Гольштейн. Сомневаюсь, чтобы оно просуществовало долго теперь, когда русские уже в Берлине, а американцы и англичане — на противоположной стороне Рейна».