— Вот и поезжай! — Зина снова равнодушно пожала плечами.
— Я не знаю ее адреса.
— Фонтанская дорога, 69. У черта на рогах. Довольно далеко ехать. Она там комнату снимает, в частном доме, — с ноткой раздражения сказала Крестовская — бессмысленый разговор с Сашей начал ее напрягать.
— Зина, я не знаю, что между вами произошло, да и знать не хочу, — Цимарис не сводил с нее проницательных глаз, — но я считаю, что ты должна поехать со мной. Это твоя подруга, и она в беде.
— Ты преувеличиваешь, — мотнула головой Зина.
— Нет, не преувеличиваю. Я слышал ее голос, — настаивал он. — Она явно была на грани нервного срыва. И потом… в половине второго ночи люди просто так не звонят. Нелегко решиться в такое время на подобный звонок.
— В половине второго ночи? — насторожилась Зина.
— Именно. Поэтому я к тебе и пришел. Я считаю, мы должны поехать к ней сегодня вечером и все выяснить. И вдвоем — ты же должна понять, что будет очень неоднозначно выглядеть, если я вдруг явлюсь к ней один.
— Что за детский сад! — фыркнула Крестовская.
— Скажу тебе честно — Маша меня не интересует. Да и я ей не нужен. Но мы друзья. Мы учились вместе, а это накладывает отпечаток на всю жизнь. Ты должна поехать со мной, если, конечно, тебе не безразлична жизнь твоей подруги.
— Жизнь… — Зина вдруг вздрогнула, словно в этом душном коридоре, жарко натопленном лучами яркого весеннего солнца, появился какой-то ледяной призрак и дохнул на нее своим зловонным дыханием. — Почему ты так сказал?
— Я не знаю, — пожал плечами Цимарис. — Просто чувствую, что Машке плохо. Может быть, ей нужна помощь. Нельзя ее бросить вот так, одну.
— Ладно, — Зина больше не колебалась, — у меня еще две пары, и пропустить их я никак не могу. Приходи сюда к шести часам вечера. Соберемся и поедем. Но учти: путь не близкий.
— Спасибо тебе! — Саша с чувством пожал ее руку и, окрыленный, умчался по коридору. В нем было еще неистребимо это наивное, полудетское — всем помогать. Сама же Зина больше не чувствовала себя такой благородной защитницей, готовой броситься по первому зову. Она вообще ничего не чувствовала, кроме острой тревоги, которую вызвали в ней слова Саши. И с которой она с трудом смогла довести занятия до конца.
Когда они сели в трамвай на конечной остановке, уже стемнело. Крестовская пыталась вспомнить, сколько она не видела Машу — неделю, две? Как только та переехала, связь с ней прервалась. Зина вернулась в свою прежнюю жизнь.
Значит, за это время с Машей произошло что-то очень серьезное — настолько серьезное, что был этот ночной звонок.
Они вышли на глухом перекрестке. Вокруг была уже сплошная темнота. Вся Фонтанская дорога вдаль, подальше от города, представляла собой сплошные ухабы и колдобины. Застроена она была одноэтажными покосившимися домишками, как в глухом селе. Несмотря на поздний час, в утлых, старых хибарах, которые лепились по обе стороны от разбитой дороги, света почти не было. От мрачности и ощущения какого-то холода не спасал даже солоноватый запах моря, густо разлитый в воздухе. Зине подумалось, что это очень неприятное место. Ей захотелось домой и больше не думать ни о чем.
С трудом они нашли нужный дом. Где-то глухо, с надрывом, лаяла собака. Этот лай длинным, вибрирующим звуком разливался в воздухе, создавая особенно неприятную ноту.
Вот и калитка. Зина узнала ее по белым пятнам краски, кое-где оставшимся на заборе. Все вокруг выглядело заброшенным.
— Глухое место, — поморщился Саша, с тревогой осматриваясь вокруг, — почему она поселилась здесь?
— Ну здесь ведь дешевле, чем в городе, — ответила Зина. — И ей посоветовали.
— Кто?
— Хороший вопрос! — от проницательности Саши Зина поневоле улыбнулась. — И я спрашивала ее об этом. Но там вышла очень темная и совершенно непонятная история.
Убедившись, что на воротах действительно написана цифра 69, Зина подергала калитку. Заперто. Крестовская ударила по хлипкой древесине кулаком. Грохот прозвучал достаточно убедительно. Но единственным ответом был только усилившийся собачий лай.
— Ты бы помягче, — заволновался Саша, но Зина, не слушая его, еще сильней загрохотала кулаком.
За калиткой послышалась какая-то возня, словно кто-то сновал туда-сюда. Громыхнули какие-то то ли тазы, то ли ведра, стукнули двери. Еще звук — словно уронили что-то тяжелое.
— Определенно там есть люди, — сказал Цимарис.
Зину охватило острое чувство тревоги. Она принялась громыхать кулаком изо всех сил и кричать:
— Эй! Откройте!
В этот раз ее, похоже, услышали. Калитка распахнулась, и на пороге возникла хозяйка дома, Юна. Но выглядела она как-то странно. Волосы были взъерошены, а руки — мокрые, и на них виднелись следы мыльной пены.
— Что надо? — неприязненно спросила она с еще более резким прибалтийским акцентом. Зине подумалось, что акцент усилился из-за ее нервозности.
— Мы хотим жиличку вашу видеть, Марию, — решительно выступил вперед Саша.
— Поздно уже. Утром приходите, — женщина попыталась захлопнуть дверь.
— Ну уж нет! — Цимарис выставил ногу, мешая ей это сделать. — Мы сейчас войдем!