Мы знаем, что ты помнишь

Они обогнули дом, каждый со своей стороны. Улофа Хасгтрёма нигде не наблюдалось. За домом скала резко обрывалась вниз и дальше начинался лес, густой, светло-зеленый, еще совсем молодой лес, выросший здесь после вырубки примерно двадцатилетней давности, вперемешку с зарослями малинника и иван-чая. Эйра на ходу вызвала подкрепление, пока они, спотыкаясь и соскальзывая, в спешке спускались со склона, огибая каменные глыбы и заросли.

– Мой косяк, – призналась Эйра. – Я сочла его не склонным к побегу.

– Зачем же тогда он дожидался нас, если хотел сбежать?

Эйра выругалась, когда ветка упавшего дерева больно оцарапала ей лодыжку.

– Добро пожаловать в реальный мир, – иронически откликнулась она. – Здесь не все поддается законам логики.

Сначала они увидели пса. Тот стоял позади березовой рощи, зайдя на несколько метров в воду. Следом мужчину. Он сидел на бревне на берегу реки, совершенно спокойно. Напарник Эйры шагнул напрямик сквозь метровые заросли крапивы. В небо с криком взмыло несколько чаек.

– Мы должны попросить вас следовать за нами, – строго обратился Август Энгельгардт к мужчине.

Улоф Хагстрём пустым взглядом смотрел на реку перед собой. Ветер морщил водную гладь, и отражавшееся в ней небо дробилось на мелкие осколки.

– Здесь раньше лежала вытащенная на берег лодка, – сказал он, – но теперь ее, конечно, уже нет.

– Нет, мама, сам по себе канун дня Середины лета был вчера, – в третий раз повторила Эйра, откручивая крышку на банке с селедкой. – Ну а мы будем праздновать его сегодня, я же говорила!

– Да, да, не вижу особой разницы.

Эйра сорвала пластиковую оболочку с упаковки с ломтиками лосося, нарезала зеленого лука и накрыла на стол. Уговорами заставила свою маму сесть и начать мыть картошку. Сопричастность. Возможность заниматься привычными и хорошо знакомыми делами. Вот те вещи, которые нужны, чтобы крепко держаться за жизнь.

– А мы не мало накопали картошки? – обеспокоенно спросила Черстин Шьёдин. – Разве этого хватит на всех?

– Так ведь кроме нас больше никого не будет, – возразила Эйра и посмотрела в окно на заросшее сорняком картофельное поле и увядшую ботву. Она не стала говорить матери, что молодая картошка куплена в местном супермаркете.

– А как же Магнус? Дети?

Едва ли это правильно – завернуть реальную жизнь в вату и при встрече с прогрессирующей деменцией выдать ее за настоящую.

– Я пригласила его, – сказала Эйра, – но он не приедет. Магнус пока что не в форме.

Первая часть была ложью. Она не звонила своему брату. Остальное – чистая правда. Несколько недель назад она видела его мельком на центральной площади Крамфорса.

– Так, значит, он не привезет детей на выходные?

Энергичное шкрябанье ножом затихло. Мамин взгляд стал тяжелым и отрешенным. Руки безвольно упали в грязную воду, где мылся картофель.

– На эти – нет, – отрезала Эйра.

Их тени падали на стол, накрытый только для них двоих. Букетик из герани и лютиков выглядел так по-детски. Но ведь я-то здесь, хотела сказать Эйра, хотя и знала, что это вряд ли поможет.

– Помнишь Лину Ставред? – вместо этого спросила она, пока на плите закипала картошка, а они потихоньку с вороватым видом ели клубнику. Эйра открыла бутылки с пивом, низкоалкогольное для мамы и светлое для себя из новой фермерской пивоварни в Нассоме. Чего только не сделаешь ради смельчаков, которые решили отважиться открыть свое дело в их округе. – Ну ты знаешь, та девочка, что пропала.

– Нет, не знаю я…

– Да знаешь, мама. Это случилось летом 1996 года, ей тогда было всего шестнадцать. Все произошло неподалеку от деревни Мариеберг, на тропинке, что тянется вдоль русла реки, где еще стоит замок и находится склад бревен Мариебергской лесопилки, там еще душевая для рабочих была.

Она очень подробно расписала это место. Конкретно и со всеми деталями, представив его таким, каким мама знала его раньше, и сейчас могла опереться на эти самые воспоминания. Мамин отец, дедушка Эйры, в шестидесятые годы трудился на этой лесопилке, пока ее не закрыли, и мамин дом, в котором она выросла, находился неподалеку. Эйра вдруг осознала, что почти все, что есть у них в округе, можно охарактеризовать как старое или бывшее. Воспоминанием о том, что было здесь раньше.

– У тебя в поселке была подруга Унни, которая снимала квартиру в старом рабочем квартале, его еще в шутку прозвали «Огромным наслаждением». Я помню, она частенько гостила в нашем доме, потому что жила одна, и, когда это случилось, ночевала у нас.

– Да, да. Не знаю, что ты там себе вообразила, но я еще не настолько больна склерозом. Она потом оттуда переехала. Познакомилась в Сундсвалле с одним джазовым музыкантом, и поминай как звали. Когда же это было? Впрочем, ее можно понять – некоторым женщинам тяжело выживать в одиночку.

Черстин потыкала в картофелины зубочисткой. То, что надо, мягкие, но еще не разварившиеся, словно у мамы внутри был встроенный таймер. Как хорошо, что еще бывают такие моменты, подумала Эйра. Что в ее нынешней маме осталось еще многое от прежней Черстин.