— Да. — Оживившись, пришелец сделал несколько круговых движений руками, сопровождая их шипением и свистом. — Река плохая, очень плохая. Дороги нет, плохая, очень плохая. — Он забулькал, и в этом бульканье Фуст увидел, как сумка, где была записка, тонет в водовороте.
— И он не знает, что было в записке?
— Он знает, он сказал мне, что он прочитал записку и запомнил, что там было.
— Там было так, — медленно подбирая слова, говорил посланец: — Не обижаться просит Улла-хан за вести. Вести худые сообщает. Кажется, их всех убили китайцы. На границе всех убили. Но это еще слухи. Пришли с гор. Так в записке. Больше ничего нет. Просит не обижаться Улла-хан. Вся записка тут.
Фуст спросил, помрачнев:
— Откуда ты?
— Яркенд, — сказал сидевший, — я из Яркенда. Шел нелегко. За перевалом плохо, очень плохо. Я погибал чуть, но вот ничего, записка — нет. Вода худая.
Было ясно, что спрашивать его больше не о чем.
— Куда же ты идешь? — спросил Фуст. — Или останешься?
— Нет останешься, — сказал яркендец. — Иду вниз по реке. Читрал иду. Там есть кто-то. Туда иду.
— Ночью же ты не пойдешь? — сказал Гифт.
— Зачем не иду? Иду ночью. Днем спал. В пещере. Высоко горы обходил, река очень плоха. Смерть река.
— Ну, иди, — сказал грустно Гифт, дал ему денег, и он ушел во тьму этой непонятной и настороженной ночи.
— Странно все это, очень странно, — сказал Фуст.
— Что странно? — Гифт грел руки над разгоревшимся очагом.
— Странно — о том, что они могут не прийти, я узнал час тому назад в этой комнате.
— От кого? — спросил Гифт, удивленно подняв брови.
— От духа, от горной макбетовской ведьмы.
— Может быть, и она на службе у Уллы-хана?
— Я боюсь, что если она на службе, то не на нашей стороне...
Фазлур ждал яркендца и, когда тот пошел прямо к дороге, догнал его.
— Ты голоден? — спросил он.
— Нет, я сыт, — отвечал яркендец, — но я спешу. Я ухожу вниз.
— Ночью? А ночевать здесь не хочешь?
Яркендец посмотрел на него искоса, сказал:
— Время сейчас такое, когда нельзя доверить бритье своей головы другому, не рискуя головой.
— А они? — сказал тихо Фазлур. — Они идут к нам из Китая?
Яркендец провел рукой по своему горлу.
— Им всем конец, — сказал он, нахлобучивая свою высокую толстую вязаную шапку, поверх которой были прикреплены горные очки в блестящей белой металлической оправе.
Фазлур простился с ним у дороги и пошел вверх, к той тропе, где должна была его ждать девушка. Уходя с ней по горе, он не мог видеть, как появились два всадника. Один из них, бросив повод другому, начал подниматься прямо к домику, где сидели Фуст и Гифт, а другой, взяв обеих лошадей, повел их к реке, к дороге.
Когда приехавший постучал в двери домика, ему открыл Гифт и приветствовал его, как лучшего друга.
— Входите, мистер Риклин, мистер Фуст уже осведомлен о нашей с вами встрече. Мы очень рады, что в этом тесном домике сможем организовать маленький ночлег. Мистер Риклин — инженер и знаток горных дорог...
— А, будь они прокляты, эти дороги! — сказал Риклин, и по его лицу пастора-проповедника прошло нечто вроде судороги. — Когда я тридцать лет назад приехал в Индию, я не думал, что буду кончать свою жизнь здесь.
Пришел Умар Али, и в доме начали наводить порядок. Огонь на очаге вспыхнул ярко. Комнаты были выметены, походные постели разложены. Чайник кипел на огне. Виски было открыто. Консервы тоже. Сухари и печенье лежали рядом. Вестовой мистера Риклина принес ему спальный мешок и надувную подушку. Можно было чувствовать себя не так одиноко, тем более что появился новый собеседник с язвительной и острой тенденцией разговора, что обещало еще и хороший спор перед сном.
Риклин и Гифт расположились в задней комнате. Переднюю предоставили Фусту. Сейчас они все сели вместе, начали насыщаться как следует, потому что этот день для всех присутствующих был трудным и голодным. Надо было хоть вечером наверстать потерянное.
— Вы ветеран в этих краях, — сказал Фуст. — Никогда не думал встретить человека, который был бы так верен одной стране. Что же вас удерживало здесь и удерживает сейчас?
— Неудачи, сэр, — ответил Риклин, — ужасные неудачи, которые я терпел всю свою жизнь. Я болен, и помочь мне могут только те места, где я проводил молодость. Я болен болезнью воспоминаний. Я похоронил в Индии жену, всех детей, всех друзей, и теперь я человек вполне одинокий, вполне свободный и вполне на своем месте. Я строю мосты, которые непрерывно снова сносятся сумасшедшими реками; я строю дороги, которые падают в те же безумные реки; я странствую по стране, которая вся стала безумной; я должен непрерывно передвигаться. Если прекратятся странствия, я умру в тот же день.
Он выпил стакан виски, сморщился, съел кусок паштета, намазанного на бисквит, и его вялое бледно-красное лицо покрылось пятнами.
Фуст, перед которым неотступно стояла картина дикого гадания и появления яркендца, курил, кутаясь в плед. Гифт пробормотал, скандируя: