Но задние колеса не занесло. Автобус тронулся в путь, и шум, который производили его пассажиры, шел впереди него. Да и сам он трещал и скрежетал достаточно.
Снова струилась дорога. Странники сидели под смоковницами, пережидая полдневный зной, собаки лежали высунув языки.
Проезжала длинная свадебная процессия. Шоссе шло вдоль железнодорожной насыпи, и когда поезд нагонял машину, чувствовалось, как там, в душных, нагретых вагонах, нечем дышать, как волна горячего ветра врывается сквозь решетчатые ставни окон, пыль садится повсюду.
Проезжали маленькие станции, обставленные глухими стенками; на платформах толпились в ожидании поезда люди с мешками, с железными сундуками, раскрашенными большими яркими цветами, со связками старых одеял и тюками с неизвестным содержимым.
Две красивые девушки долго смотрели вслед Фазлуру. Одна была в очках от солнца, в черном сари, другая в белом. Фазлур сказал себе: «Как день и ночь — эти девушки. Они, наверно, нарочно оделись так, чтобы на них смотрели...» Но спросить их об этом уже было нельзя. Машина шла дальше, и скоро маленькая станция исчезла на горизонте, как и многое, что они встретили в пути.
Теперь было уже время, чтобы где-нибудь закусить, и американцы выбрали место в роще, где стояли старые длинноволосые ивы; там, на траве, они сидели и ели. Чуть выше них, на склоне зеленого холма, устроились Умар Али и Фазлур. Сидели долго, ели не торопясь, пили чай из термоса, курили и разговаривали, наслаждаясь отдыхом и великолепным местом. Фуст с трубкой, полулежа, внимательно смотрел, как Фазлур разговаривает и смеется с Умар Али. Он спросил:
— Фазлур, из какой ты семьи на севере?
Фазлур ответил не задумываясь:
— Мой отец служит управляющим у богатого помещика. Кроме того, он всегда сопровождает в горы знатных путешественников, так как он служит гидом, знает хорошо горы и превосходный охотник. Он знает не только Читрал, но и Сват, и все места до Хунзы. И даже дальше.
— Значит, ты богат, Фазлур?
— Я живу, — сказал Фазлур, — мое богатство при мне. Я молод, значит я богат.
— А что ты хочешь от молодости? — спросил Гифт, хитро смотря на Фазлура.
— Что я хочу от молодости? Я хочу хорошо, весело жить, любить девушек, петь песни, много видеть...
— Молодость везде одинакова, — сказал Гифт. — А вера? Ты веришь во что-нибудь?
— Во что мне верить? Мне и так хорошо...
— А что такое твоя страна?
— Моя страна — Пакистан, вы же видите ее... Вот она — кругом...
— Нет, — сказал Фуст, — я говорю не о всем Пакистане, я спрашиваю о Читрале.
— Читрал... Там я родился. Это хороший край. Там очень красиво. Большие горы. На них снег и лед. Много ручьев. Сосновые леса есть внизу, вверху нет. Очень хорошо у нас в горах. Вот вы увидите...
— А какая у вас там охота?
— У нас есть шану — горный козел, козы, горные индейки... медведи есть, волки, олени.
— А девушки хорошие у вас? — спросил Гифт. — Ты женат, охотник?
— Я не женат. А девушки и женщины у нас такие красивые, что в другом месте не увидите. Волосы у них длинные, мягкие, как шелк. По горам бегают, как козы. Храбрые и сильные. Очень хорошие девушки.
— А кто же вами правит?
— У нас свой управитель — мехтар; он сейчас совсем молодой. Титул мехтара у нас давно, я даже не знаю, с какого времени. Но мы входим в Малакандское агентство. И, кроме мехтара, есть вазир, который приезжает из Карачи, чтобы все вопросы разрешать вместе.
— А вы богато живете? — спросил Фуст.
— Наша семья — богато. У нас есть и скот, и земля, и сады фруктовые, а вообще народ живет не очень богато, потому что горы кругом. Земли мало. Яблоки разводят, абрикосы, тутовые деревья. Пшеница растет и просо, у кого и ячмень. Горох еще выращивают. Как придется — год на год похож не бывает.
— А лошади есть? — Гифт спрашивал очень обдуманно и всякий раз смотрел в лицо Фазлура.
— Лошадей в Читрале очень мало. Ишаков много. Их везде много, — добавил он улыбаясь.
— А народ добрый, гостей любит? — снова задал вопрос Гифт.
— Народ наш очень гостеприимный. Вот вы увидите. К нам ездят многие. Танцы наши смотреть, песни слушать. У нас поют хорошо, вот вы услышите...
— Надо ехать, — сказал Фуст, вставая, и все отправились к машине.
Американцы ушли вперед, и Фазлур не слышал, о чем они быстро говорили, причем Фуст смеялся, а Гифт что-то серьезно доказывал. Фазлур шел с Умар Али, который всю дорогу был молчалив, как глухонемой. Он молча откупоривал бутылки, молча открывал консервы, резал хлеб и холодное мясо. Он отвечал: «Я сейчас сделаю!» или: «Все сделано!»
Фазлур поглядывал на него, заинтересованный его нарочитой молчаливостью, потому что и в машине они не разговаривали.
Дорога стала уже вечерней. День прошел в пути как-то незаметно, тем более что было много мелких остановок. Из того, что услышал Фазлур, было ясно, что Фуст собирает свой этнографический и географический материал для статей и книги, и все, что встречалось по пути, что стоило сфотографировать, нужно было для этого ученого труда.