Полицейский подъехал на велосипеде, осадил толпу и спросил:
— Что за машина?
Шофер, пренебрежительно смерив его взглядом, сказал:
— Что за машина?! Мы не в деревне. Ты не видишь, что эта машина принадлежит уважаемому Аюбу Хуссейну? Пропусти ее немедленно.
Полицейский хорошо знал это имя. Даже не обидевшись, что его назвали деревенщиной, он помог машине выбраться из переулка.
Когда шум столкновения достиг самой большой силы, Фазлур почувствовал, что его схватила за локоть маленькая горячая рука. Это был Азлам. Вместе с толпой они устремились в боковые переулки, где господствовала полная тьма, так как все ставни в окнах были закрыты, а там где не было ставен, висели глухие занавески. Они все дальше и дальше удалялись в тьму.
Около старого мангового дерева они отдышались. Мальчик дрожал от возбуждения и бега. Фазлур сказал ему:
— Вот ты хотел подвига. Ты его совершил.
— Да, — сказал мальчик, тяжело дыша, — я схватил его первый и сорвал покрывало.
— А что ты так дышишь? У тебя завязана рука. Ты ранен?
— Да, он меня задел ножом, но я отдернул руку, и он только оцарапал ее. Я ловко увернулся. Нож у него выбил Кадыр.
— Тебе больно?
— Сначала было больно, а теперь ничего. Теперь тоже больно, но ничего. Я оторвал кусок рубашки и перевязал руку. Теперь ничего. Ты говоришь, что я совершил подвиг, а что это за подвиг?..
— Ты спас человека, которого будешь уважать всю жизнь, когда станешь взрослым, когда станешь мужчиной...
— Я им стану, Атеш Фазлур, я уже почти стал им. Будь уверен во мне. И слушай, если я тебе понадоблюсь, позови меня еще раз. Хорошо?
— Хорошо!
— А об этом можно рассказать в обществе?
— В каком обществе...
— О Атеш Фазлур! В каком обществе? В том, где я президент, пусть они знают, какой у них президент.
— Расскажи, но только не называй имен.
— Но Реуфа я могу назвать? Он мальчик. Он никому не скажет. Он не любит говорить. Он любит только марки. И потом, он мне хорошо помогал. Знаешь, я стал ему на плечо и спросил: «Тяжело?» Он сказал: «Лезь, а не говори». Вот он какой! Записку женщины прочли и порвали ее, и я вернулся тем же путем. И все-таки я первый сорвал с него покрывало. А там борода!.. О! О!.. Все это увидели!..
Они выбрались из переулков. Их ждали три человека, довольно потиравшие руки и усмехающиеся. Амид Ахмет, Али и Кадыр присоединились к ним.
— О, какая была тамаша! — сказал Кадыр. — Мы задали ему головомойку. Он возненавидит женский костюм...
— Куда вы его дели?
— Мы сдали его хорошему человеку, он отвезет этот куль в женской одежде на запасные пути, на товарный, который уходит в Гуджранвалу. Он не задохнется. У него нос не закрыт. Его положат на угольную платформу. Он поедет с удобствами. Мне пришлось его немного стукнуть, так как он начал кусаться, вообразив, что он девушка, а я белуджский князь. — Кадыр потрогал свою смоляную бороду и сказал, понизив голос: — Наш друг ушел, как тень. Я шел по его следам. Свои проводили его дальше. Ты доволен, Фазлур?
— Я рад за нашего друга.
— Я рад за него тоже, еще потому, — сказал Амид Ахмет, — что матери его стало лучше. Смертельная опасность миновала. Она будет жить.
Когда они расстались и вышли на хорошо освещенную улицу, их догнала машина, из которой высунулась Нигяр и, помахав им рукой, пригласила в машину.
— Что с мальчиком? — испуганно спросила Нигяр, когда машина двинулась.
— Он чуть поцарапался. У него ссадина, — осторожно объяснил Фазлур. Он не хотел говорить лишних слов при шофере.
— Дай я перевяжу платком, — сказала Нигяр.
Умар Али слышал, что они говорили. Не сбавляя хода, правя одной рукой, он другой открыл дверцу небольшого шкафчика, достал бинт и бросил Нигяр, которая поймала его на лету.
— Откуда у тебя бинт? — спросила она.
— Я с войны привез эту привычку, — ответил Умар Али, — всегда при себе иметь индивидуальный пакет. Пожалуйста, у меня есть и йод.
— Дай и йод! — сказала Нигяр.
Перевязав руку и крепко перебинтовав ее, она поцеловала мальчика в голову. Он прижался к ней, растерянный и взволнованный. Они ехали первое время в полном молчании.
Молчание нарушила Нигяр. Стараясь в полумраке машины получше рассмотреть лицо Фазлура, испытывая странное чувство жалости от сознания, что она должна расстаться с Азламом, она сказала:
— Азлам, куда отвезти тебя? Не надо, чтобы ты с перевязанной рукой шел слишком много...
— Отвезите меня... — Он назвал площадь недалеко от квартала, где жил.
Вышли из машины все трое, и Азлам, как котенок, потерся головой о мягкую руку Нигяр.
— А что ты скажешь, мальчик, когда тебя спросят, где ты встретился с ножом? — сказала Нигяр, гладя его по голове.
— Что я скажу? Я скажу, что я поранил руку, споткнувшись о железный обруч, когда бегал со змеем. Железный обруч почти так же режет руку, как нож. Я раз налетел на него, правда, но обрезал не руку, а ногу.
Он побежал по улице под тенистыми деревьями, встряхивая перевязанную руку, вздыхая и спотыкаясь о толстые корни, бормоча разочарованно: «Так вот что такое подвиг!»