Илье стихи Вадима очень понравились. «До чего складно, — подумал он с завистью. — Мне бы так». С трудом протолкавшись к поэту, он попросил:
— Можно вас на минутку.
— Можно.
Они заперлись в библиотеке и в течение полутора часов вели секретный разговор, после которого Илья сбегал домой и, достав из–под кровати заветный лирический мешок, вернулся в клуб.
— Вот, — сказал он, передавая мешок Вадиму, — здесь все. Только смотри, чтоб ничего не пропало.
Илья шел домой, и настроение у него было хорошее. Ему было приятно оттого, что он поговорил сегодня с таким интересным человеком. Все–таки образованный и пишет. И печатался в четырех газетах и одном журнале. Когда они сидели в библиотеке, Илья прочел Вадиму несколько своих стихотворений. Вадим стихи похвалил, но сказал, что на месте Ильи он писал бы прозу. Например, записки заведующего клубом.
— Опишите обычные свои трудовые будни. По–моему, это будет очень интересно и актуально.
Придя домой, Илья достал из тумбочки чистую тетрадь и написал на обложке:
«ДНЕВНИК
заведующего клубом
Ильи Ефимовича Бородавки.
Начат в селе Поповка 14 августа 1960 года».
Илья открыл первую страницу и своим красивым почерком написал: «Сегодня в наше село Поповка прибыл молодой поэт. Он охвачен патриотическим подъемом убрать казахстанский миллиард…»
Дальше ничего не писалось. Илья посидел, поскреб обратной стороной ручки в голове и, ничего не придумав, лег в постель, к теплому телу жены.
Когда Вадим шел с мешком по улице, встретился ему Анатолий и спросил удивленно:
— Что несешь?
— Илья Бородавка, — сказал Вадим, вытягивая руку с мешком. — Собрание сочинений в четырех мешках. Мешок первый.
16
В заливных лугах за Ишимом косили сено. Гошка вез сено в Поповку. Машина была перегружена, и Гошка с тревогой замечал, что на ухабах передние колеса отрываются от земли. Подъезжая к мосту, он сбавил скорость, но это его не спасло. Мост был горбатый, и на самом въезде машина задрала нос и поползла назад. Гошка выжал сцепление и тормоз. Машина встала на задний борт и покачивалась. Река, Поповка, горизонт ушли вниз. Над ветровым стеклом висели облака. Гошка выругался и вылез из кабины.
Машина стояла на заднем борту и сушила на солнце передние колеса.
Подъехал Анатолий. Он обошел машину и почесал в затылке.
— Дела! А у меня и троса буксировочного нет.
В кабине у него сидел Вадим.
— Эй, Вадим! — крикнул ему Анатолий. — Сбегай в правление, пускай трактор сюда гонят.
Вадим вылез из кабины и нехотя затрусил в гору.
— Бегун, — глядя ему вслед, проворчал Анатолий. — Слушай, Гошка, ты зачем Саньке разрешаешь с ним по вечерам заниматься.
— А что? У них же репетиции.
— Репетиции… Смотри, дело, конечно, не мое…
— А что?
— Да ничего! Часто у них репетиции.
— Отстань.
В последние дни он почти не видел Саньку. Работала она по–прежнему на стройке, где Гошка уже не бывал. А по вечерам Санька уходила в клуб и пела под аккомпанемент Вадима разные песенки. Времени для свиданий не было. Отчасти такое положение вещей Гошrу даже устраивало — ему надо было готовиться к пересдаче немецкого. Но какая–то смутная, еще не осознанная тревога волновала и его.
Гошка поднял с земли щепочку и стал счищать налипшую на сапог глину. Потом разогнулся и увидел Саньку. Перепрыгивая через лужи, Санька бежала к реке. Косынка у нее развязалась, она на ходу сорвала ее с головы и бежала, размахивая косынкой, как флажком.
— Уф! — Санька перевела дыхание и посмотрела на Гошку. — А Вадим мне сказал, что ты совсем перевернулся.
— А ты испугалась?
Санька посмотрела ему в глаза.
Испугалась. Видно по ней. При чем здесь Вадим?
Гошка насмешливо взглянул на Анатолия.
— Чего ты на меня уставился? — спросил Анатолий.
— Ничего. Вон трактор идет.
От Поповки к реке торопился «ДТ‑54». Из его кабины высовывалась кудрявая голова Аркаши Марочкина.
17
«Как только начали убирать силос, Саньку перевели на новую работу — весовщицей на автомобильные весы. Теперь она часто виделась с Гошкой, потому что, перед тем как везти силос к яме, Гошка должен был заезжать взвешивать машину. Время было горячее, перекинуться словом некогда, и все–таки, издалека завидев Гошкин «ЗИЛ» с покореженным левым крылом, Санька радовалась, что вот опять она сможет увидеть его.
В этот день Гошке не повезло. С утра он проколол заднюю камеру, и, пока менял колесо, другие сделали уже по две ходки, а Павло–баптист успел сделать три. Смонтировав колесо, Гошка гонял машину на полной скорости, чтобы догнать других, но тут новая неприятность — сломался комбайн.
Когда в конце дня Гошка подъехал к весам, на них стояла машина из Кадырской автобазы. Шофер, здоровенный парень с выпирающей под майкой грудью, размахивая руками, спорил о чем–то с Санькой.
— Вот, — сказал он подошедшему Гошке, — на прынцип идет. Одну ходку, говорю. За свое, что ли, боишься?
Сев в кабину, он сердито хлопнул дверцей, так что весы ходуном заходили, и укатил.
«Здорово Санька его, — въезжая на весы, подумал Гошка, — какой умный, ходку ему».