От нечего делать мы с Ларисой стали осматривать доску показателей совхоза по отделениям и читать всякую информацию, развешанную по стенам помещения. Здесь висели и графики работы бригад и звеньев, и графики отпусков и выходных рабочих, и приказы директора. Здесь же висели социалистические обязательства совхоза, и можно было ознакомиться с правами и обязанностями рабочих и служащих совхозов. Мы только что получили информацию из первых рук о положении дел в этом совхозе. Какая непроходимая пропасть между пропагандой и реальной жизнью!
А в кабинете продолжали громко разговаривать, и из него то кто-нибудь выходил, то, наоборот, заходил. Мы уже всю наглядную настенную пропаганду перечитали и вдоволь поиздевались над преимуществами социалистического сельского хозяйства. А со стены плакат призывал выискивать скрытые резервы и даже утверждал, что их, этих неотысканных резервов, непочатый край.
Но вот Лариса показала мне кивком головы на дверь, из-за которой отчетливо даже для моих совершенно негодных для подслушивания ушей слышались пререкания. Какой-то бригадир или заведующий животноводческой фермой жаловался директору и просил у него помощи. Оказывается, несмотря на то что времени уже было около двенадцати часов дня, коровы на ферме до сих пор не подоены. И доить их сегодня некому. Кто-то из доярок заболел, кто-то на два дня уехал в город. И вот директор набрасывается на зава из-за этой уехавшей:
— Почему уехала? Ты отпускал?
— Да не отпускал я, — оправдывался тот, — она за мной уже две недели ходила, вымаливала отпустить на пару дней, но я же ей объяснял. И по-хорошему, и ругался, что сейчас не могу отпустить. Ведь доярок не то что в подмену, а и так-то не хватает. Кто коров ее подоит эти дни?
— Понятно, — устало и как-то безнадежно проговорил директор.
— Так как быть? — допытывался у директора завфермой.
— Ну найди кого-нибудь, — умоляюще и беспомощно говорил в ответ директор. — Ну не мне ж самому идти и тягать за дойки коров. Ты ж заведующий!
— Так некого ж! Я вчера кое-как уговорил, — зав назвал две женские фамилии, — так этим старушкам уже за семьдесят обеим, их надо к коровам под руки вести, еле ж ходят.
— Ладно, ладно, ты ищи иди, ищи! — умолял директор. — Ведь времени-то уже сколько!
— А что время! Коровам нашим не привыкать, — тоже беспомощно и безнадежно отвечал зав, — вчера их ведь тоже доили только после обеда.
— Хоть бы Макариха поскорее после свадьбы очухалась. Уже четыре дня не просыхает вместе с мужем.
Так мы стали еще больше осведомлены о положении дел в этом хозяйстве. И тоже, как говорится, информация из первых рук. Хотя после ночного разговора с Аней и ее мужем мы уже все это знали, я все же не окончательно был разубежден: может, попытаться пристроиться тут хотя бы на время? Но услышанное здесь сломило меня окончательно. И уже и не хотелось заходить к директору. Ведь все ясно и так!
Но мы не уходили, а продолжали стоять и ждать. А на меня попутно нашли воспоминания.
Зимой 1966/67 года, сразу после лагеря я поехал на родину в Новосибирскую область. Километрах в двадцати от моего родного городка и райцентра Барабинска в одном из совхозов жила тогда моя двоюродная сестра. Ее муж после окончания Новосибирского сельскохозяйственного института работал заведующим отделением совхоза. Он агроном по специальности и вообще-то парень довольно толковый. Родился и вырос в колхозе, как и эта моя сестра, и к тому же искренне привязан к земле и любит сельское хозяйство. Он и поступал-то в институт по любви, в отличие от большинства сегодняшней молодежи, которая поступает в сельхозинститут из-за отсева в остальных вузах. Прожил я в ту зиму у них несколько дней и насмотрелся тоже всякого. И там главная проблема была — рабочая сила. Мой родственник часто вместе с бригадирами бегал по домам и уговаривал женщин выйти и подоить коров. А несчастная скотина, бывало, ревела недоеная целый день.
Не хотели работать женщины в сибирском совхозе из-за того, что ручная дойка — труд каторжный. Хотя и платили им хорошо, но они не шли на эту работу. Многие прямо говорили, что им вполне хватит на жизнь заработка мужей. Мужья у них в основном работали механизаторами и шоферами и зарабатывали прилично. Да и дома у женщин при нашем неблагоустройстве быта — он такой же, каким был и сто, и двести лет назад, — работы хватает на целый день: дети и собственное хозяйство отнимают весь день от темна до темна.
Вот мой родственник мне жаловался, что у него сейчас дорабатывают до пенсии по последнему году несколько доярок и через год или два уйдут. «А где мне смену им брать? Молодежь вся в город бежит и на селе не оседает».
— Что я буду делать с коровами, — говорил он, — когда провожу на пенсию доярок? И сейчас-то некому доить, а ведь уйдут последние!
Совхоз богатый, и денег у рабочих много.
— Я мог бы сегодня два десятка легковых машин взять на свое только отделение, — говорил он, — желающих полно на машины. Но их нам не дают.