Мы взлетали, как утки…

– Прошу! – рукой показал мне на дверь в кабинет генерал-лейтенант Смирнов. У него худое лицо, три ордена: Ленина и два Красных Знамени, и медаль «XX лет РККА». – Объясните в чем дело!

– Я не смог получить с земли наведение на цель: кроме какого-то овражка, мне ее так и не дали. На связи вместо моего наводчика оказался неизвестно кто. Позывных не называл, точных координат цели дать не смог. Заявил, что арестовал моего наводчика. Матерился. После посадки я решил доложить о случившемся комфронта.

Генерал назвал позывной и позвонил на НП 130-й.

– Виктор Алексеевич, докладывайте! – телефон громкий, так что все было слышно.

– Танки нарвались на невскрытый узел сопротивления у Карповки. Несколько батарей противотанковых орудий, воздушное прикрытие оказать помощь не смогло, не смогли найти цель.

– У меня сидит комкор Шкирятов и говорит, что его авианаводчика арестовали и не смогли дать координаты цели.

– Это так, на НП находился командир корпуса генерал Коротеев, он не разрешил авианаводчику покинуть расположение НП. Тот сказал, что обязан видеть цель, чтобы дать ее координаты, а его никуда не пускают: ни на передовую, ни к приборам наблюдения. Командир корпуса приказал арестовать его и попытался навести авиацию самостоятельно.

– Так, понятно, наводчика освободить! Предоставить ему возможность нормально работать.

– Не могу, его комкор с собой увез, – ответили генералу с другой стороны. А в соседнем зале, где собралось начальство, возник шум. А голос – голос напоминал того идиота, с которым я по рации говорил.

– Товарищ генерал! Вот с тем, кто сейчас кричит в соседней комнате, я в воздухе и говорил.

– Пройдемте.

Вышли в зал, вижу своего наводчика: без ремня, без пистолета, с фингалом под глазом, губы разбиты. Рядом с ним толстый лысый боров, который продолжает орать, что вот этот хлыщ сорвал героическую атаку его корпуса на Жмеринку. Буденный сидит на стуле и теребит ус. Увидел Смирнова:

– Андрей Кириллович, так что?

– Атака и наведение сорваны генералом Коротеевым. Константин Аполлонович, что вам говорил старший лейтенант Кондратенко перед тем, как вы его арестовали? – задал вопрос командарм.

– Он требовал освободить его место для наблюдения, чтобы он смог давать какие-то координаты, вместо того чтобы сказать своим орлам, что надо подавить пушки у овражка. Они с фланга били. Или отдать ему стереотрубу и карту, и он уйдет в другое место.

– Где находился старший лейтенант? – спросил опять Смирнов.

– За мной стоял. Я ему и врезал, тут танки горят, а ему координаты подавай!

– Не ему, а мне, а я – представитель Ставки на этом и соседнем фронте. В результате вашего самодурства целая дивизия не смогла уничтожить всего несколько орудий противника. Сожгли кучу топлива и моторесурса вхолостую. И подскажите мне статью в Уставе РККА, разрешающую рукоприкладство, товарищ командир корпуса, – заявил я Коротееву.

– Ты, эта, Апалоныч, не прав, совсем не прав, ты, эта, на хрена летунам работать мешаешь? Ты забурел! Звездочки лишние завелись, што ле? Так щаз положишь. Я те это гарантирую! Не зря я тебя с армии снял, как в воду глядел! Так до командира взвода докомандуешься. Извиняйся перед капитаном, и ты, капитан, зла не держи, нервы, они у всех есть, – сказано было все маршалом гораздо резче, но пришлось бы ставить много многоточий. Из штаба Коротеев вышел командиром 130-й дивизии с приказом взять Карповку и обеспечить работу авианаводчика. А начштаба фронта разослал приказ Буденного, регламентирующий положение авианаводчиков на НП и КП подразделений, соединений и объединений войск фронта, в котором всем командирам всех рангов запрещалось вмешиваться в работу наводчиков, использовать их средства связи, за исключением случаев выхода из строя самих наводчиков. Командирам предписывалось обеспечивать наводчиков охраной, прикрытием и питанием по летной норме. Взаимодействовать с командованием авиацией разрешалось только через них, с использованием кодов и условных фраз, установленных на этот полетный день. Неисполнение приказа будет отслеживаться и пресекаться вплоть до судов военного трибунала. Грозный приказ полетел в войска, а 1-я гвардейская опять нависла над Карповкой, наступление продолжилось.

В общении Буденный произвел очень неплохое впечатление: неторопливый, вежливый, но, когда требовали обстоятельства, быстро менялся, думал и принимал решения быстро. Там, где требовалось, мгновенно переходил с нормального языка на казачий говор. Остер был на язык и за словом в карман не лез. Фронта не боялся, по войскам мотался часто и с толком. Мне в первый же день высказал пожелание в довольно мягкой форме, но показал, что в случившемся есть и моя недоработка.

– Я понимаю, что ты генерал без году неделя, но коли назначен представителем, так будь добр на совещаниях в штабе фронта присутствовать, а не так, что прилетел и только в своей епархии и пасешься. Соответствуй!

– Есть, товарищ маршал. Задержался на Юго-Западном, там немцы наступление начали на Гомель, и было всего три дня на проверку готовности дивизии к наступлению.