Мы встретились в Раю

Когда Пэдик женился в последний, пятый раз, он еще служил редактором заводской многотиражки, за что и получал в месяц около двух сотен. Невеста была юна (на два года юнее Пэдиковой дочери от второго брака) и работала за книжным прилавком, что, учитывая набравший в то время полную силу бумажный кризис и самую широкую моду среди населения на полиграфические изделия, представлялось не менее привлекательным, чем возрастная разница. Досталась невеста Пэдику в наследство от душки Эакулевича, за пару недель достаточно для писателя изучившего ее душу и пополнившего домашнюю библиотеку несколькими дефицитными новинками.

К моменту рождения сына, названного с присущими Пэдику изобретательностью и вкусом Пафнутием, многотиражку закрыли, а счастливого отца сократили с завода за полной ненадобностью. Похожая по насыщенности и разнообразию записей на Книгу Судеб, трудовая книжка Пэдика производила на знающих дело кадровиков впечатление столь глубокое, что они не решались вмешивать свои автографы в это практически завершенное произведение искусства жизни. Правда, случайные журналистские заработки давали Пэдику те же двести рублей, но, к сожалению, уже не месячных, а годовых. Оголодавшая подруга сдала Пафнутия родителям и пошла наниматься подавальщицею в ресторан, славный культурными традициями: холл предприятия общественного питания украшали мемориальные доски, свидетельства любви к оному Чехова, Горького, Гиляровского, Шаляпина, Коня Чапая и кого-то там еще и об историческом соитии за одним из столиков двоих мужчин, зачавших в результате самый прогрессивный в мире театр. Подругу взяли. Жить стало лучше, жить стало веселее.

Захватив таким образом экономику в свои руки, нежнейшая половина, в соответствии с наиболее передовым и всесильным, потому что верным, учением, стала заправлять и общественной жизнью данной элементарной ячейки социалистического социума. Номинальный ее глава - если хорошо себя вел - получал на сигареты и вино; жратва была бесплатною и доставлялась по вечерам подругою со службы. Иногда, правда, случалось так, что заветная сумка заявлялась домой только утром, а ее хозяйка выглядела сильно невыспавшейся, имела на шее синяк-другой, зато посверкивала новыми сережками или колечком. Что ж поделать - такая работа, говаривал в этих ситуациях Пэдик.

Вот так они и жили.

...должна быть внесена полная ясность, заканчивал руководитель критическое выступление, положителен твой герой или отрицателен. В том виде, в каком ты его пишешь, он порочит всех нас и льет воду на их мельницу. В Пэдиковых словах можно было обнаружить все что угодно, только не ханжество: собственная жизнь, принимаемая по-детски непосредственно, как данность, совершенно искренне казалась ему пусть не слишком легкою - вполне естественной и нормальной.

137. 21.33 - 21.38

Спирт следует пить так, рассказывал один из кухонных гениев. Во-первых, ни в коем случае не разбавлять. Дальше: наливаешь в стакан спирта вот досюда, гений ткнул рукою, обмотанной нечистым, лохматящимся бинтом, из-под которого торчали черные кончики ногтей, в липкий после портвешка стакан, на три четверти приблизительно, и бросаешь кусок сухого льда: знаете, которым мороженое студят. Он сразу забегает, зашипит, такой белый дым через края полезет, гений очертил в воздухе руками нечто, напоминающее гидру в разрезе из школьного учебника зоологии. А когда стакан покроется инеем, пьешь, как простую воду. Можно даже маленькими глоточками или через соломинку - никаких тебе градусов, никакого жжения или там сухости. Дальше: выжидаешь минут десять, берешь стакан теперь уж натуральной воды, гений священнодействовал в воображении, сопровождал рассказ жестами, эффектными паузами, значительным закатыванием глаз, главное, не забыть про воду, а то проспишь как дурак всю ночь, а кайф хрен словишь, и заглатываешь ее. Спирт, понимаешь, идет на всасывание, и... Арсений сидел на кухне, на краешке стола и, пытаясь разогнать скверное настроение, просматривал тонкую рукопись. Ее принесла появившаяся сегодня на ЛИТО впервые худенькая большеглазая женщина. Шансов быть оглашенной на нынешнем заседании рукопись не имела: озверевшие лауреаты, пользуясь правом внеочередного чтения, толкались локтями в длинной очереди: в углу, где расположился маститый критик, мерещились им проблески грядущей славы.