Мы все худели понемногу

Простой рязанский парень. Голубоглазый и светловолосый красавец. Самый русский поэт. Сергей Есенин.

На обороте фотографии — четверостишие:

До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.

Калерия Семеновна смутно помнила, что дальше должно быть продолжение. Однако на этом текст обрывался. Стояла только дата — 1922 год.

Пенсионерка больше не думала о том, каким образом жестяная коробочка оказалась на ее чердаке. Она решала другую проблему. Что делать с находкой? Если документы подлинные, то они, несомненно, являются народным достоянием. И их надо народу отдать. Вот только куда нести письма с фотографией: в музей Сергея Есенина в селе Константиново? В Государственный литературный музей? А может, просто отдать в милицию — и пусть сами разбираются?

Тут Калерия Семеновна вспомнила, что соседская девочка Маша учится на филологическом факультете МГУ. Пенсионерка решила отдать находку ей, чтобы та уже передала бумаги специалистам.

Но Маши дома не оказалось. Три дня назад ее забрали в больницу с подозрением на аппендицит, благополучно прооперировали, и домой девушка должна вернуться минимум через неделю.

Екатерина Николаевна, мама Маши, выслушала соседку и предложила:

— А ты сама сходи в университет. Зайди на кафедру русской литературы, они тебе подскажут, к кому обратиться.

Никаких особых дел у Калерии Семеновны не было, и она поехала в обитель знаний. С трудом прорвавшись через охранников на входе, с помощью студентов она нашла кафедру. Хорошенькая лаборантка объяснила ей, что творчеством Сергея Есенина у них занимается Юрий Львович Помидоркин, профессор и доктор наук. Но сейчас он взял творческий отпуск на весь семестр, потому что пишет новую книгу о Есенине, так что в университете будет лишь в феврале.

Калерия Семеновна чрезвычайно расстроилась. Ну вот, она хотела внести свою лепту в развитие русской науки, но ничего не вышло. От обиды у пенсионерки даже слезы на глазах выступили.

— А вы, собственно, по какому вопросу? — участливо спросила лаборантка.

Пыкова объяснила, что нашла письма, которые, возможно, написаны рукой самого Есенина. Пенсионерка показала заинтригованной девушке и письма, и фотографию, а также во всех красках описала, как лазила на чердак и копалась в сундуке.

— Надо позвонить Помидоркину, — решительно сказала лаборантка, накручивая диск телефона. — Правда, он не любит, когда его беспокоят дома, но дело не терпит отлагательств.

И она протянула Калерии Семеновне трубку.

— Слушаю! — раздался сухой и резкий голос.

Во второй раз женщина изложила историю своей находки.

— Зачитайте-ка мне какой-нибудь абзац, — потребовал профессор.

Калерия Семеновна прочитала то, что ей больше всего понравилось, — про разлагающийся Запад и его духовную нищету.

— Стиль Есенина… — задумчиво проговорил Помидоркин. — Ну ладно, везите бумаги ко мне домой. Так и быть, выделю вам пятнадцать минут. Хотя, конечно, вряд ли это настоящие письма. Лаборантка объяснит, как до меня добраться.

И, не прощаясь, профессор повесил трубку.

Калерия Семеновна возмутилась. «Везите бумаги»! Она же не курьер какой-нибудь, чтобы целыми днями мотаться по всей Москве! Но все-таки пенсионерка отправилась в путь, решив, что это будет ее последняя жертва во имя науки.

На звонок дверь открыла сухонькая старушка в клетчатом переднике. Она смотрела на Калерию Семеновну строго, как на студентку, прогулявшую экзамен.

— Я привезла письма Есенина, — произнесла заробевшая пенсионерка.

— Хозяин вас ждет, — с достоинством ответила та и впустила гостью в квартиру.

«Ишь, прислугу держит, — удивлялась Пыкова, шествуя за старушкой по длинному коридору. — А все толкуют, что российская наука в кризисе».

Внешний вид Юрия Львовича Помидоркина убедительно свидетельствовал: до кризиса далеко. Профессор оказался энергичным мужчиной в еще приличной физической форме, хотя и с аккуратным брюшком. Калерия Семеновна автоматически отметила, что он, должно быть, как и она, недавно справил шестидесятилетие. Однако выглядел Юрий Львович как типичный ходок по дамам, чей возраст не превышает студенческий. Максимум, на что бы он согласился, — молоденькая аспирантка, с благоговением взирающая на доктора наук.

— Ну-с, давайте сюда вашу находку, — без предисловий сказал Помидоркин и требовательно протянул руку.

В очередной раз поразившись его невоспитанности, Калерия Семеновна отдала бумаги. Профессор впился в них взглядом. Затем взял со стола лупу и принялся внимательно изучать строчки. Через полчаса та же участь постигла фотокарточку. Калерия Семеновна, так и не дождавшись приглашения, осторожно присела в вольтеровское кресло. Наконец, Помидоркин понюхал бумагу, странно хрюкнул и поднял на пенсионерку глаза. Пыкова заметила в них какой-то адский отблеск и поспешно отвела взгляд.