Мы вращаем Землю! Остановившие Зло

Дверь оказалась незапертой. Она открылась бесшумно, и сразу же за порогом Павел наткнулся на белую фигуру Анны — она стояла за дверью, как будто ждала его и знала, что он придет. Павел обнял ее и прижал к себе, чувствуя, какая она горячая — там, под тонкой тканью ночной рубашки. Анюта ответила на его поцелуй, но руки ее вдруг сделались словно стальными: Павлу показалось, что он навалился грудью на два железнодорожных рельса.

— Плохая сегодня ночь, Паша, — прошептала она, упираясь ладонями ему в грудь, — не наша. Завтра будет хорошая ночь, наша ночь — приходи, я ждать буду. А сейчас — иди, спи…

И Павел повернулся и тенью скользнул назад в горницу. Дверь за его спиной тихо затворилась, а он дошел до своей постели, лег и уснул — мгновенно, как провалился.

* * *

Утро принесло с собой неожиданность: дивизиону пришел приказ перебазироваться в соседнее село Хотын, километрах в пяти от Баратина. На вопрос Павла, в чем дело, Власенко только пожал плечами:

— Не знаю. Может, куда дальше двинемся, а может, из-за бандеровцев. Нехорошее это село, Баратин, — у них тут чуть ли не все мужское население в лесах прячется. Глядишь, еще перережут нас ночью, как курят, вот начальство и опасается.

Бандеровцы окрест действительно пошаливали: то автомашину угонят, то зарежут солдата или офицера, то оружие украдут. Не раз и не два по приказу Липатенкова пушкари прочесывали округу, и всякий раз вылавливали крепких мужичков, маскировавшихся под стариков и старух и прятавших под свитками и юбками «шмайссеры». Как бы то ни было, дивизион снялся с насиженного места и перебрался в Хотын. Сколько он будет здесь стоять, никто не знал, но у Дементьева не шли из головы слова Анны: «Завтра будет хорошая ночь, наша ночь — приходи, я ждать буду». И ближе к вечеру, когда стало ясно, что до утра нового марша не будет, он решился и стал обдумывать, как ему тайком попасть в Баратин.

Идти пешком — далековато, а ехать на машине нельзя: во-первых, отсутствие машины в дивизионе сразу же заметят, а во-вторых — на шум мотора в ночи наверняка слетятся не самые приятные люди. Оставался велосипед: тихо и быстро, каких-нибудь двадцать минут.

Приняв решение, Павел вызвал ординарца и провел с ним краткий инструктаж, закончив его словами:

— Если что, утром бери машину и гони в Баратин — сам знаешь куда. А пока — молчок, никому ни слова, понял?

— Так точно, — уныло отозвался Василий, наблюдая, как Дементьев распихивает по карманам запасные обоймы для «ТТ» и пару гранат-лимонок. — А только не ездили бы вы туда, товарищ капитан. Или возьмите с собой хотя бы пару автоматчиков…

— Может, мне еще и пушку с собой прихватить с полным расчетом? — иронически осведомился Дементьев. — Чтоб, значит, под окнами до утра постояла, на страже?

Полеводин вздохнул, но все-таки не удержался и сказал, понизив голос:

— Да вы не бандеровцев бойтесь, а бабы этой, Анюты. Ведьма она, это я вам точно говорю. Выцедит она из вас всю кровь по капле, а потом…

— Не мели ерунды! — сердито оборвал его Павел. — Все, я поехал.

…Он мчался по ночной дороге, прислушиваясь к лесным шорохам и вглядываясь в заросли. Сердце его билось учащенно, но Павел знал, что на пути к этой женщине с карими глазами его не остановит даже глубоко эшелонированная вражеская оборона: капитан готов был прорвать ее в одиночку, без поддержки танков, тяжелой артиллерии и авиации.

Боги хранят влюбленных и сумасшедших — до Баратина Павел добрался без всяких приключений и тихо постучал в окно знакомого дома на окраине села. Занавеска откинулась, за ней мелькнуло лицо Анны, и через несколько мгновений распахнулась дверь.

— Пришел, — жарко выдохнул Анюта, обнимая его на пороге, — не побоялся. Знать, не ошиблась я в тебе, воин…

* * *

…Такого Павел не испытывал никогда: он и не знал, что блаженство может быть таким выматывающим. Он умирал и вновь рождался, летел сквозь ночь и падал в пропасть, горел в огне и вновь воскресал, чтобы жадно пить пьянящее любовное зелье. Павел был неутомим, Анна — ненасытна, и когда наконец они оба обессилели, Дементьеву показалось, что прошла целая вечность, или что по крайней мере вот-вот наступит утро и взойдет солнце. К его удивлению, за окнами было темно, и ходики на стене только-только пробили полночь. «Колдовство, не иначе, — расслабленно думал Павел, припоминая предостережение Василия. — Ну и пусть…».

— Хорошо, воин, — прошелестела Анюта, гибко, по-змеиному приникая к его груди. — Род твой древний, и кровь твоя драгоценная — выпала мне счастье-удача…

«Выцедит она из вас всю кровь по капле…» — прозвучало в сознании Дементьева.

— Странно ты говоришь, Анюта, — отозвался он, еле шевеля губами, — словно ведьма-колдунья какая…