Мы вращаем Землю! Остановившие Зло

Сломав строй, гренадеры Фридриха начали карабкаться вверх по крутым склонам Большого Шпица. И тут среди визга ядер и треска ружейной пальбы прокатилось русское «ура!» — азовцы и низовцы бросились в штыки. И хваленая прусская пехота дрогнула и побежала, забыв и про строй, и про жалованье.

Атака в центре была отбита, но на правом крыле исход боя был еще далеко не ясен — кирасиры прусского короля охватывали фланг Новгородского полка. Новгородцы били по ним из ружей; несколько всадников, сверкая на солнце медью кирас, грузно рухнули наземь вместе со своими лошадьми, однако конная лавина домчалась. Вороные кони встали на дыбы на гребне Большого Шпица, и засверкали палаши — кирасиры рубили русских пехотинцев. Новгородцы попятились, и воспрянувшая духом прусская пехота, не сумевшая забраться на гору в лоб, тут же кинулась из Кунгрунда в брешь, образовавшуюся в русских рядах.

«Что это? — подумал сухощавый подполковник. — Неужели поражение?».

Но тут снова разнеслось дружное «ура» — по неширокой площадке Большого Шпица во весь опор мчалась союзная конница, и яркие ментики австрийских гусар перемешались с васильковыми кафтанами русских драгун.

— Свершилось невозможное, — генерал Фермор весело улыбнулся, — граф Румянцов и генерал Лаудон всего с тремя слабыми полками опрокинули кирасир короля!

— Истинно так, — подтвердил генерал-поручик Вильбуа, — смотрите, пруссаки бегут!

Граф Салтыков молча перекрестился.

Ни пехоты, ни конницы неприятельской на Большом Шпице уже не было. По всему склону горы рассыпались вороные кони кирасир и гренадеры, отступавшие к болотистой лощине Кунгрунда.

И тогда король Фридрих выложил свою последнюю, козырную карту — он бросил на Большой Шпиц конницу Зейдлица, лучшую конницу мира.

* * *

День клонился к вечеру, а Василий Воднев так и не побывал еще в бою: апшеронцы, прикрывавшие большую батарею Румянцова, не сходили с места. Когда на гору заскочили прусские кирасиры, апшеронцы и псковичи подались было вперед, но неприятеля погнали и без их помощи.

Водневу было страшно. Он тискал в руках фузею, и исподтишка посматривал на своих товарищей — а ну как кто заметит его робость и поднимет на смех молодого рекрута?

После того, как атака пруссаков на Большой Шпиц была отбита с большим уроном для неприятеля, на горе появился со свитой главнокомандующий граф Салтыков.

— Победа за нами, ребятушки! — прокричал он, размахивая шляпой. — Бежит пруссак!

Апшеронцы оживились и повеселели — отбитая яростная атака противника подняла настроение, упавшее после разгрома пруссаками левого крыла русской армии и занятия ими Мюльберга. Но до победы было еще далеко, и Водневу вскоре пришлось в этом убедиться.

Из-за кунерсдофских огородов, где еще совсем недавно молодые мушкатеры копали диковинный овощ картофель и варили его в котелках, показалась конница — в глазах у Васи зарябило от разноцветия мундиров и пестроты лошадиных мастей. По ней ударила русская артиллерия, и тут же нарядные кавалеристы на рысях ринулась вперед, в узкие проходы между кунерсдорфскими прудами.

Русские ядра нещадно косили великолепную конницу Зейдлица. Проходы между прудами заваливались трупами людей и лошадей, но сотни и сотни гусар и драгун миновали их благополучно и уже выстраивались, готовясь к атаке. И понеслись на Большой Шпиц три линии прусской кавалерии.

— Оправляй замки, кремни! — услышал Воднев. — К стрельбе готовсь! Пали!

Василий стрелял, как учили — целясь в грудь коня, — быстро, в семнадцать приемов, заряжал. Конница приближалась, блестели на солнце клинки сабель и палашей. «Доскачут или нет? — стучало сердце в груди молодого солдата. — Доскачут или нет?».

Еще залп. Еще раз большая батарея метнула навстречу пруссакам картечь из всех своих единорогов. А затем над кунерсдорфскими полями в третий раз за этот день раздалось громкое «ура». Воднев поспешно зарядил фузею, но стрелять уже не было нужды: конница Зейдлица в беспорядке мчалась обратно, преследуемая по пятам кавалерией союзников.

«Ну, таперича нарубят капусты» — подумал Василий.

* * *

Сражение переломилось. Потрепанная конница Зейдлица откатилась, а гренадеры Фридриха, занявшие Мюльберг, стояли там, не имея ни сил, ни желания снова идти вперед. Салтыков перебрасывал в центр полки правого крыла — Большой Шпиц кишел войсками. Снизу, из-за кустов Кунгрунда, вяло постреливали пруссаки, крепко получившие по носу и усвоившие этот урок. Король проигрывал свою партию — ход был за русскими.

Солнце потихоньку сползало к западу, и надо было что-то решать — не стоять же всю ночь в сотне шагов друг от друга. Но Салтыков медлил, твердо помня одну из основных догм линейной тактики: заняв удобную позицию, не сходи с нее. Лаудон и Румянцов советовали наступать, Вильбуа отмалчивался. Князь Голицын своего слова сказать уже не мог — он был тяжко ранен в бою за Мюльберг.

— Что будем делать, Вилим Вилимович? — обратился Салтыков к Фермору. — Вечереет уже, а…