Мы воплотим богов

– В святилищах строгие правила, нельзя просто войти и потребовать, чтобы его женили, даже в нынешних обстоятельствах это вряд ли это изменится. Они могут даже отказаться нам помочь, когда поймут, что имена в письме не были указаны ошибочно.

Забыв об ужине, я тяжело вздохнула.

– Значит, остается уповать на богов, что сегодня ночью никто за нами не явится, а рано утром поднимемся в святилище и будем надеяться, нас там поженят. А дальше, если все получится, надо собрать союзников и не дать твоему отцу заключить альянс с Чилтеем, пока еще не слишком поздно. Я не позволю Кисии стать придатком священной империи доминуса Виллиуса.

– Думаю, все мы согласны, что доминуса Виллиуса надо убить, – пробормотала Нуру.

Рах и его Ладонь закончили совещаться у другого костра и вставали, расправляли плечи и отряхивали штаны.

– Думаешь…

– Нет, – прервала меня Нуру. – Боюсь, ни один левантиец не хочет оставаться здесь дольше, чем требуется, не говоря уже о том, чтобы сражаться за императрицу Мико или кого-то еще.

Ее резкие слова причинили не меньше боли, чем нежелание Раха смотреть в мою сторону, когда он подошел к углям за едой. Кивнув готовившим в сумраке левантийцам и взяв две оловянные миски, он пошел прочь. Я мысленно молила его обернуться, посмотреть на меня, кивком или улыбкой показать, как он признателен, что я помогла с Лео, и не злится, что я здесь, и наши отношения еще можно спасти, несмотря на события в Когахейре. Он подошел к краю отбрасываемого костром круга света, замедлил шаг и обернулся.

Лагерь исчез вместе с гвалтом и смехом, а с ним и империя. На короткую секунду во всем мире остались только мы вдвоем, а потом он ушел, его поглотила ночь. Теперь сидящие рядом Сичи и Нуру больше не радовали, лишь служили насмешкой над моими несбывшимися желаниями.

Мы проверили, как там Оямада, и левантиец привел нас в одну из хижин, разбросанных по лагерю. Там явно кто-то жил, но сейчас мы были одни, если не считать небольшого костра, кучи брошенных дождевиков и пары циновок для сна. Сичи и Нуру словно родились для этой жизни, они рылись в багаже, тихо переговариваясь друг с другом, а я стояла, не понимая, где я и зачем. Я была здесь неуместной, будто вторглась в пространство Сичи и Нуру, но и снаружи не чувствовала себя более желанной.

Нуру подняла голову, посмотрев на меня по-доброму, но в то же время пронизывающим взглядом.

– Ки ичаша сории, – сказала она, напомнив о том, как те же слова произнес Тор. – Вот что надо ему сказать.

Я посмотрела на Сичи, которая вытащила из оставшегося багажа темный плащ. Ее губы дрогнули в легкой заговорщицкой улыбке.

– Мы видели, как ты на него смотрела, – сказала она, как будто извиняясь. – Не позволяй никому принимать решения за тебя. А тем более общественному мнению.

Я поняла их так же, как они поняли меня. Это было бы так просто. Здесь никто не увидит. Некому меня судить. Я не знала, что ждет в будущем, но знала, чего хочу сейчас, чего хотела с той ночи в трактире по дороге в Мейлян. Я покачала головой.

– А вдруг он не захочет…

– Возможно, – прошептала Сичи. – Но ты никогда не узнаешь, если сама не выяснишь.

Отказавшись от плаща, я глубоко вздохнула, одновременно с трепетом и в ужасе от собственной смелости. Однажды я уже пробралась в его комнату. Могу сделать это снова.

– Ки ичаша сории, – повторила я, и Нуру кивнула, пока я отряхивала платье от несуществующей пыли. – Хорошо. Да. Я иду.

Я вышла, пока не успела передумать. Холод ночи кусал щеки, отовсюду доносились тихие разговоры. Было уже поздно, и многие левантийцы легли спать, но я не подумала о том, как поступлю, если Рах уже спит или его нет в хижине, я вообще ни о чем не думала. Решив, что лучше и не начинать, я пошла дальше.

Хижина Раха стояла с другой стороны лагеря, в окне мерцал теплый свет огня. Подойдя ближе, я замешкалась, но наблюдающие за мной левантийцы подстегнули идти дальше, и, собрав всю уверенность и гордость, я шагнула через занавешенный тканью вход. Быстро постучав по стене, я нырнула в теплое нутро хижины.

И остановилась, задержав дыхание. Привалившись к стене, на меня смотрел Гидеон э’Торин. Я видела его мельком после сражения за Когахейру, когда они с Рахом застряли под землей. Теперь Гидеон выглядел даже хуже. Из-за синяков казалось, что его глаза запали, и я никогда не видела нечто настолько противоположное улыбке – его губы изогнулись вниз, и казалось, что теперь потребуется вдвое больше усилий, чтобы его развеселить.

– Императрица?

Сняв один сапог, Рах застыл посреди комнаты. Выглядел он великолепно: глаза сияют, гордый и уверенный вид. Но он не улыбнулся.

– Простите, – сказала я. – Я хотела… э‑э‑э… коруп… коррум… Наверное, я… – Я повернулась к двери, но остановилась, услышав слова на кисианском.

– Не уходите из-за меня, – сказал Гидеон на прекрасном кисианском, прямо как Тор, но голос был надтреснутым из-за болезни. – Раху полезно немного отвлечься от забот обо мне.