Мы воплотим богов

– Вечно у тебя на уме Гидеон, а на языке – доминус Виллиус. – Ее голос прорвался сквозь шум толпы. – Твои дикие истории так же удивительны, как вера Дишивы в щедрость чилтейцев! Мой народ! Не поддавайтесь злой магии, что творится перед вами. Рах э’Торин идет туда, куда ведет Гидеон, он отдал свою душу человеку, который хочет разрушить наше единство, наше будущее. Я – заклинательница лошадей, почитаемая среди левантийцев, избранная за силу характера и мудрость ради того, чтобы указывать путь, когда никто не может, чтобы принимать самые серьезные решения и направлять наши шаги…

– Тебя изгнали! – крикнул я, но мой голос утонул в гуле, наполовину гневном, наполовину одобрительном.

Некоторые Клинки в толпе уже не обращали на нас внимания, начав спорить между собой. Мой план был так прост и должен был закончиться спокойным, взвешенным решением каждого человека, и вот как все обернулось. Гидеона не было рядом, но мне хотелось сказать ему: «Я же говорил, надо было просто проткнуть ее».

– Видите этот разлад? – продолжила свою проповедь Эзма, глаза ее оставались широко раскрытыми и дикими. – Ему виной только этот человек. Он воплощение раскола в наших душах, посланный сюда, чтобы отвратить нас от цели, и он не остановится, пока доминус Виллиус не подчинит всех нас своей воле, пока не обратит друг против друга, и никто уже не вернется домой. Ни один левантиец не может чувствовать себя в безопасности, пока мы не избавимся от его влияния. Рах э’Торин угрожает самой сути левантийского образа жизни и должен быть уничтожен, изгнан не только из нашего гурта, нашей земли и сердец, но и из нашей боли. Боли, которая должна пасть на его тело и душу, чтобы он один унес ее с собой во тьму.

Птафа, Локлан и Шения были так злы, так переполнены праведным гневом из-за того, что я не дал им пролить кровь Гидеона. Я сражался с ними и сделал бы это снова, но в ответ на слова Эзмы слишком много Клинков выступило вперед из толпы. Десятки напуганных, разъяренных левантийцев, запутанных одержимостью Эзмы и собственной болью.

Эзма продолжала выкрикивать лживые слова в небеса, а Клинки подходили все ближе, некоторые из них были мне знакомы, остальные нет. Далекие возмущенные крики растворились в гулких ударах моего страха, и я закрыл глаза. Сражаться было бесполезно, я только стал бы в их глазах тем предателем, которым меня рисовала Эзма, но если не сражаться, мне конец.

Как скоро Гидеон поймет, что я не вернусь? Странно, но вместо печали и паники я не чувствовал ничего. До тех пор, пока в живот не врезался первый кулак. После этого осталась одна только боль.

32

Дишива

Я не сбежала, но, бросив труп Легуса, поняла, что не имею ни малейшего представления о том, куда идти и где нахожусь. Город напоминал лабиринт, и невозможно было узнать, где Аурус и жив ли он вообще после стычки за пределами дворца. Нет, лучше не задумываться о том, что всё может оказаться напрасным. Без него Девятку ни за что не уговорить.

Я шла и шла, ориентируясь на крики и лязг сражения, но на улицах они разносились эхом, создавая впечатление, что я брожу кругами. Посмотрев на солнце, я перестала обращать внимание на звуки и двинулась на север, к воротам. Там я найду дорогу обратно во дворец, к Аурусу.

В конце улицы мелькнул солдат в синей чилтейской форме, и я с криком бросилась вслед, но тут же остановилась, потому что мимо пронеслись три кисианских солдата, которые гнались за ним.

– Проклятье, – ругнулась я, шмыгнув в тень навеса над лавкой.

На меня с презрением глядела коричневая кошка, желая, чтобы я убралась из ее укрытия. Покинувшие казармы чилтейцы вроде бы хороший знак, но не когда в городе орудует кисианская армия. Похоже, союз императора Мансина и доминуса Виллиуса не касался чилтейцев.

Как только кисианцы скрылись, я поспешила в конец улицы и свернула вслед за ними, радуясь тяжелому клинку в руке. Не очень-то подходит для священника, но все лучше, чем получить дыру в боку. Я хрипло расхохоталась. Ясс ударил бы меня по рукам за одну мысль об этом.

Держась на безопасном расстоянии, я последовала за бегущими солдатами. Отважившиеся выйти на улицу горожане отскакивали с их пути и вдруг замечали, что я несусь на них, как демон в белом одеянии. Чем больше мы удалялись от дворца, тем громче становился грохот битвы: истошные вопли, скрежет копыт и ритмичный стук мечей о щиты звучали как нарастающий боевой клич.

Где-то совсем рядом гул прорезали крики, и от звуков знакомого голоса в груди расцвела надежда. Я свернула на голос и, оказавшись на заполненной людьми улице, резко остановилась, с мечом в руке и тяжело дыша. От края до края на улице толпились солдаты, чилтейские с одной стороны, кисианские – с другой. А в центре стояли секретарь Аурус и матушка Ли, вместе с группой вооруженных кисианцев, которые, похоже, их охраняли.

– Секретарь! – крикнула я, собравшись с духом, потому что все сразу посмотрели на меня. – Я могу вам помочь?