Мы вместе «До», а как жить «После»?

— Не ожидала, что придешь, — нехотя отвлеклась от работы.

— Не куксись. Не мог раньше, — Рома бросил рюкзак на соседний стул и плюхнулся рядом.

— Вам самомнение с молоком матери вливают? — усмехнулась.

Он меня отвлек от разбора очередной даты и составления карточки события, а на то, что опоздал — фиолетово.

— Мария, вернись в предмет, — ухмыльнулся Звягинцев и постучал пальцем по раскрытой книге. — Ты точно не хочешь услышать ответ.

Сказано — сделано. Мы занимались с Ромой почти три часа без перерыва. Разбирали каждую дату, каждую эпоху. Он внимательно слушал, кивал и не перебивал. Как бы я ни искала повод задать интересующие меня вопросы о Леше — тщетно. Отвлеченных тем мы не задевали, все только в пределах учебной программы.

— Поехали, — разминая шею, сказал Звягинцев, когда мы уже оба плохо впитывали материал. — Завтра продолжим.

— Да, — согласилась я, собирая книги на край стола.

— В кафешку заедем, — помогать мне Рома даже не думал, копаясь в яблочном девайсе.

— Зачем?

— Жрать хочу.

— О, извини. Ты тогда езжай, а я сама доберусь, — предложила, планируя позвонить Кире по пути домой.

— Угу, гребу брассом. Шустрее наводи чистоту, — настаивал Звягинцев.

— Я не поеду, Ром. Да и денег у меня с собой нет.

— Угощаю. Плата за репетиторство.

— А если я не хочу? — его настойчивость обескураживала. Он напоминал Лешу своим поведением, с той лишь разницей, что я не «детка» или «кукла», да и улыбок Антипова не читалось на лице.

— Мария, это не свидание.

Ответил он емко. Стало неудобно. Последние минут двадцать чувство голода у обоих слышалось отчетливым урчанием в желудке, так что отговорки выглядели слабо, а умозаключение Звягинцева-первого гадким. Я вовсе не намекала на подобное.

— Ладно, но не долго.

Разговорчивым Рому назвать сложно, так что в кафе мы по большей части молчали. Странно, но в его компании я не чувствовала себя скованно или неуютно. Рассматривала интерьер, а он залипал в сотовом. Пока ели, перебросились парой слов о вкусовых пристрастиях и снова вернулись к истории. Потом он отвез меня домой.

Сидя в своей комнате, я смотрела на высушенный бутон когда-то белой розы, подаренной Антиповым, и думала, что сегодня второй день моей новой жизни. Хотелось верить, что возвращаюсь к себе, потому что не выламывало нутро от страдания, отчаяния и воспоминаний.

… И я жила. Читала, учила, зубрила с тройным усердием. Изматывала себя до красных глаз и полного отключения мозга. Помогала Роме. Держалась ближе к Кире. Как только меня накрывало мыслями об Антипове, я хватала первый попавшийся учебник и читала как сумасшедшая вслух! Отбивала любую мысль, которая могла вернуть в депрессию. Туда, где сложно существовать без болезненного стона. Туда, где не могла дышать, видеть, слышать, погруженная в непролазную безысходность, обиду и одиночество.

Неожиданный поворот в моей жизни. Моим ангелом-хранителем стал Звягинцев. Постоянно находился рядом. Жестко отшивал и осаживал любого, кто подходил ко мне с мнимой жалостью, намерением поглумиться, или Марину со свитой. Кира отчего-то нервничала и кидала на меня странные взгляды, очень похожие на обиду или осуждение. Понять, что творится в ее голове, не получалось, а от разговора она уходила. Виной тому моя замкнутость. Я же и сама не спешила раскрывать душу.

В один из дней не выдержала напряжения, которое витало между мной и Золотаревой. Буквально пару уроков назад Рома щелкнул по носу Витю, сказав не приближаться ко мне. Естественно, я была благодарна, но такое внимание многие расценивали иначе. Хотя между мной и Звягинцевым-первым ничего романтичного и в помине нет.

— Кир, поговорим? — решилась я, сидя на подоконнике третьего этажа закрытого крыла.

Подруга устроилась на ящике у стены. Один из редких случаев, когда мы прогуливали.

— О чем?

— Расскажешь, что происходит?

— А ты?

Я смотрела на яркие краски улицы, залитые солнечным светом, и не ощущала ничего. Никакого подъема внутри, никаких желаний, никаких стремлений. Бумажный кораблик, который пустили по дождевой воде, а он упал в сливные воды канализации. Мне жаль? Да… Хотела бы стать лайнером, который уверенно идет по океану.

— Мне плохо без Леши, — стиснув зубы, открывала душу. Резала себя по живому. — Я люблю его не меньше, чем до отъезда. И я… — сжала губы, прикрыла глаза, сдерживая рвущиеся рыдания, — … погибаю без него. Мне так больно, что… хочу кричать до бессилия… Антипов увез с собой все прекрасное, что было и могло быть в моей жизни. Кажется, я исчезаю с каждым днем, как истончающаяся субстанция… Растворяюсь словно облако с секундным движением стрелки часов…

И слезы прорвались. Кира подскочила, обняла меня, беззвучно роняя соленые капли вместе со мной.

— И Ромка… — выталкивала я из себя важные слова для подруги. — Он мне просто друг… Помогает и ничего больше. Для меня есть только Леша. И для Звягинцева я не объект воздыхания. Поверь мне…

— Верю, Маш, — гладила Кира меня по спине. — Прости, знала, что тебе плохо, но не думала, что настолько. Уже много времени прошло, а ты все еще как в первые дни…