Мы вместе были в бою

Непривычно звучали для Стахурского эти названия. Он прошел пешком пол-Европы и слышал немало языков и наречий: и звучную славянскую речь, и гортанный говор немцев, но он еще ни разу не слышал громко произнесенных казахских слов. Он много стран видел за свою военную жизнь, но ему никогда не приходилось бывать в Средней Азии. И особое удовольствие доставляло сознание, что он летит над необъятными просторами нового для него, но тоже родного края. Он испытывал радость в дни войны, когда летал над землей, отвоеванной у противника. Но это была радость победы. А сейчас он переживал спокойную радость встречи с родной страной. И хотя он летел над песками пустыни, они были милее сердцу, чем цветущие долины чужой стороны…

Девушка неожиданно прервала его раздумья:

— Вы уже читали о новых ирригационных системах и росте посевных площадей в Казахстане? Все это находится в непосредственной связи с проблемой Чуйского моря.

— Чуйского? Я что-то не слыхал. Разве есть такое море?

Девушка засмеялась, но тут же прервала смех и неторопливо объяснила:

— Сперва появляется объект, а потом уже слово, как название этого объекта. Так нас учили в школе. Но это было давно. Теперь у нас все по-иному: слова рождаются раньше предметов. Чуйского моря еще нет на земле, но его название уже существует. Море будет немного позднее. Мы летим над его будущими берегами.

Стахурский был смущен — он никогда не слышал об этом море ни в прошлом, ни в будущем.

Девушка заметила его смущение и поспешила прийти на помощь.

— Об этом море ничего не написано в учебниках географии. Оно известно только геологам и географам. Его строит профессор Яковлев.

— Это звучит странно — строить море…

Они говорили очень громко, точно спорили, чтобы преодолеть гул мотора. Девушка с увлечением продолжала:

— Река Чу вытекает из ледников Ала-Тау. Но ледниковые воды текут не только по руслу Чу, а по всей низменности, по земле и под землей, просачиваясь сквозь песчаные слои. На западе они выходят на поверхность после весеннего паводка, и их накапливается столько, что они затопляют на десятки километров западную окраину Бет-Пак-Далы. Эти воды надо задержать, не позволить им теряться в песках, — вот вам и море.

— Озеро?

— Ну, озеро! Мы привыкли романтически именовать это морем.

— Да… Но ведь придется построить гигантскую дамбу, чтобы задержать такую массу воды.

— Ничего подобного! — горячо возразила девушка. — В низовьях Чу, разделяя ее на три части, поднимаются гребни подземного каменного хребта. Он преграждает водам подземные пути, оттого они и выходят на поверхность, а на поверхности этот каменный пояс окружает огромную котловину площадью в тысячу квадратных километров. Надо будет возвести только две небольшие дамбы в полтораста и двести метров, чтобы закрыть два узких прохода в горной цепи, — и дно моря готово.

Стахурский глядел на вспыхнувшее от возбуждения лицо девушки, и в груди его нарастало волнение. Рассказ о будущем море действительно был волнующим, но его волнение увеличивалось еще от того, что девушка чем-то напоминала ему Марию. Ведь через несколько часов и Мария с такой же горячностью будет ему рассказывать о своих странствиях в пустыне и открытиях экспедиции, с такой же страстью нарисует лучезарные перспективы расцвета ныне мертвой пустыни Бет-Пак-Дала. И в словах не умолкавшей спутницы он слышал голос Марии:

— Воды этого моря оросят пятьдесят тысяч гектаров пустыни, на которых зацветут нивы, плантаций, сады и виноградники. Вокруг на сотни километров зазеленеют пастбища, такие, как под Джамбулом. Геологи наступают целыми отрядами на будущий водоем со всех сторон и уже зашли ему в тыл — под землей. Река Чу взята в кольцо, и ей уже не вырваться из окружения! — Девушка снова засмеялась. Взгляд ее скользнул по орденским ленточкам на груди Стахурского, — она говорила словами, понятными ветерану войны. Она говорила словами Марии.

— А вы геолог? — спросил Стахурский.

— Нет.

— Но работаете в георазведке?

Девушка сказала смеясь:

— Теперь вы будете гадать. Нет, я комсорг на шахтах.

— Но вы так хорошо информированы во всех геологических проблемах!

— Мне приходится делать доклады о пятилетке на собраниях молодежи и в пионерских отрядах. Только не подумайте, что я репетировала свой будущий доклад. Я просто увлеклась, и если утомила вас своей болтовней, простите…

— Я вам очень благодарен, — сказал Стахурский. — Было так интересно слушать вас. А ваше увлечение мне вполне понятно. Так бывает и с нами, бывшими фронтовиками: не заметишь, как увлечешься и при первом же знакомстве начнешь рассказывать о какой-нибудь военной операции, в которой приходилось участвовать.

Девушка погрустнела:

— А я так и не побывала на войне. В годы войны была еще слишком мала, и теперь вот неловко: все окружающие воевали, а я — нет.

— Ну, вы еще свое отвоюете, — утешил ее Стахурский.

— Вы думаете, скоро опять будет война?

— Не знаю… Мы делаем все, чтобы ее не было. Но я имел в виду другое…

— А вся эта атомная дипломатия в Америке? — перебила его девушка. — Я выбиваю двадцать из двадцати пяти возможных.

Стахурский усмехнулся.