Мы умрем в один день

Ольхов тогда сказал:

— Всем нам в морду плюнули. А мы вытерлись и пошли.

— Васин был хорошим знакомым Шиянова, щелкнул по фотографии Сергеев, — обрати внимание, он идет во втором ряду за гробом. Это говорит о доста-точно высоком положении в преступной иерархии. И так просто махать кулаками на улице он не будет. Кстати, Васин мастер спорта по боксу и занимал второе место по каратэ в области.

— Давайте материалы, я допроверю, — попросил Голубев.

— Не надо. Скажи Черных, чтобы зашел ко мне.

— Вячеслав Николаевич… — поднявшись со стула, топтался он перед Сергеевым.

Сергеев знал, что Голубев начнет оправдываться, объяснять, что помешало ему разобраться до конца. Сейчас в конце рабочего дня у него начинало ломить в затылке и меньше всего хотелось продолжать разговор с Голубевым.

Забирай. Завтра к десяти пригласи женщину-свидетельницу, которая изменила показания.

Когда Голубев ушел, Сергеев обругал себя за мягкотелость и стал раздраженно запихивать бумаги в сейф. Сам виноват. Надо было заняться самому. Ведь не зря Ольхов два месяца возился с этой дракой.

Фотографию похорон Шиянова он снова вложил в альбом. Это был его личный альбом, куда он вклеивал снимки, имеющие отношение к уголовным делам, в которых он принимал участие. Была здесь и фотография Пономарева, позже расстрелянного за убийство водителя такси. Правда, тогда роль Сергеева сводилась лишь к доставке Пономарева на допросы — он работал милиционером. Снимок Нестеренко. Коротко стриженные светлые волосы, выпяченная нижняя губа. Как фамилия зубного техника? Кажется, Олейник или Олейников… Они выезжали втроем: Шевчук, Ольхов и он. Просторная квартира, ковер во всю стену, поковырянный паркет, разбросанные ящики под ногами. И этот жуткии запах паленого мяса. Князев ставил зубному технику раскаленный утюг на спину, а Нестеренко, продолжая играть свою долгую, тогда еще не оконченную роль, гладил по голове восьмилетнюю дочь хозяина квартиры и, показывая десятирублевку, уговаривал рассказать, куда папа прятал такие бумажки. Потом Князев повел девочку в ванную, и Нестеренко сказал, что он ее утопит или изнасилует. Тогда зубной техник показал, где спрятаны три тысячи рублей. Тысячу и золотые вещи он отдал им раньше. Когда грабители ушли, девочка забилась в шкаф, а потом почти месяц пролежала в больнице.

Год назад Нестеренко был убит при попытке совершить побег из колонии усиленного режима. В городе долго не верили слухам, пока не появилась заметка в газете.

9

Свидетельницу звали Белякова Людмила. Ей было тридцать шесть лет, и она работала прядильщицей на трикотажной фабрике.

— …Парни, ну, эти мальчишки ехали на мотоцикле. Их догоняла машина, светлые «Жигули». Мальчишки стали вилять мотоциклом, чтобы не дать обогнать себя, но «Жигули» въехали на тротуар с левой стороны. Из кабины бросили им в колеса какую-то железку, и мотоцикл опрокинулся. Мальчишки лежали на асфальте, оба в крови, я думала, они насмерть разбились. «Жигули» остановились, вышел парень. Постарше их, может, лет под тридцать, косолапый такой, в джинсовом костюме. Идет не спеша, вперевалку и на пальцах ключи вертит. Подошел к ним, что-то сказал и как ударил ногой одного. Тот на четвереньках стоял, так сразу и опрокинулся. А косолапый ногами бить продолжает и в руке ключи вертит. Потом каблуком ему на пальцы наступил и как крутнется! Тут я не выдержала, кричу: «Что ж ты, фашист, делабшь!» А он посмотрел на меня, усмехнулся и второго мальчишку ногой ударил. Потом в машину сел, и только пыль столбом. Я Александру Ивановичу Ольхову все это написала еще в сентябре. Он приходил ко мне на работу, расспрашивал…

Дней пять назад Белякову встретили после работы у проходной Полетаев и Зимовец и стали просить съездить в милицию написать новые показания. Они говорили, что парень, который их избил, приятель, а одному из них является даже родственником. Драка, мол, получилась по недоразумению. Оба несколько раз извинились, и в конце концов уговорили Белякову.

— В «Жигулях» находился кто-нибудь еще?

— Нет. Этот парень был один. И вообще, он вел себя очень уверенно, как хозяин. Никуда не спешил, избил людей и наплевать! Мне можно идти?

— Да, конечно.

Белякова помялась, переложив из руки в руку сумку с торчащей длинной коробкой макарон, и осторожно прикрыла дверь за собой.