Мы так не договаривались

— Я рассказала вам все, что имела право рассказать. Отец ребенка действительно умер. С Дарианом она познакомилась немного позже и сразу влюбилась. Но, учитывая все обстоятельства, поначалу противилась своим чувствам. — Лоррейн снова повернулась к дочери. — Я сразу могла бы предупредить ее, что она зря тратит время. Дариан Маклауд не из тех, от кого можно вот так просто отделаться.

Леора вздрогнула, а потом пожала плечами — в попытке скрыть охватившую ее нервозность.

— Да, наверное.

Ей не удалось провести Лоррейн. Участливо глядя в лицо Леоре, она с особой осторожностью подбирала слова. Дочь до сих пор была крайне чувствительна к прошлому. Ни Каприс, ни Силк никогда не были настолько ранимыми — во всяком случае внешне.

— Дорогая, тебе нужно забыть о прошлом. Нельзя так себя мучить. Не все мужчины похожи на твоего отца. Он был больным человеком, потому что только очень больной человек мог так жестоко обращаться со своим ребенком и женой. — Лоррейн взяла в руки ледяные ладони Леоры, сжала их, чтобы остановить нервную дрожь, появившуюся каких-нибудь несколько мгновений назад.

Леора опустила глаза на стиснувшие ее ладони теплые пальцы. Руки Лоррейн всегда были рядом, готовые прийти на помощь, поддержать, указать верный путь, залечить раны — физические ли, душевные…

— Я стараюсь. Возможно, мне не все так быстро удается, как Каприс или Силк. Возможно, к концу моего самостоятельного года меня не будет поджидать жених, но все-таки я уже далеко не так бесхребетна, как раньше.

Лоррейн нахмурилась.

— Я никогда не считала тебя бесхребетной, дорогая, — искренне огорченная, возразила она. — Просто я хотела, чтобы ты реально оценила свои возможности.

Леора глубоко вздохнула.

— Я знаю, мама. Это моя с-соб-собствен-ная оценка. П-причем верная. — Тревога на лице матери расстроила ее, как и возвращение заикания, на борьбу с которым она потратила столько лет.

— Дорогая моя, возвращайся домой. Я так без тебя скучаю. И папа тоже. Эта моя идея лишить вас на целый год родного гнезда с самого начала была дикой. Я не хочу, чтобы моя девочка пострадала.

Леору встревожило напряжение в голосе матери. Казалось, истоки его коренились значительно глубже, чем в естественном беспокойстве о ее будущем.

— В чем дело, мама?

Лоррейн усилием воли изобразила безразличие, от которого была далека.

— Да ни в чем, дорогая. Просто все идет не совсем так, как я надеялась. Сначала Силк выходит замуж безо всякого предупреждения, потом Каприс возвращается из Хьюстона домой совершенно убитая свалившимся на нее несчастьем, а потом это ее поспешное замужество…

Леора еще сильнее нахмурилась. Теперь уже ее пальцы успокаивающе сжали пальцы матери.

— Но ведь и Киллиан, и Дариан нравятся тебе, и сестер они очень любят. Ни для кого не секрет, что Силк вообще незнакома с глаголами «планировать» или «ждать». А Каприс всегда точно знает, чего хочет и на что рассчитывает. Если бы этот человек ей не подходил, она не вышла бы за него, несмотря ни на обстоятельства, ни на то, что он мог ей предложить.

— Да, конечно, я это знаю.

Лоррейн машинально поглаживала тонкие пальцы Леоры, пытаясь найти нужные слова, чтобы вернуть ее домой, не выдав при этом чужих тайн. Если бы только она могла рассказать, какие опасности преодолели ее старшие дочери, прежде чем каждая достигла чертогов личного счастья. Ни у Леоры, ни у Ноэль не было природной отваги и силы духа, отличавших старших сестер. Обе ее младшие дочери были мягче, беззащитнее, слабее, без того внутреннего стержня, который помог бы им преодолеть жизненные трудности и вернуться домой невредимыми. Именно эти, самые важные соображения Лоррейн и упустила в своих расчетах, когда предложила каждой из приемных дочерей пожить вдали от дома.

— Не хочу, чтобы ты пострадала, — повторила она с искренностью.

Леора напряглась, захваченная врасплох уверенностью, сквозившей в тоне Лоррейн. Мать не сомневалась, что она не сумеет прожить оставшиеся несколько месяцев самостоятельно.

В глубине ее души шевельнулось чувство, которого она никогда не выдавала и уж тем более не признавала. Это были всего лишь первые признаки, но она сразу же побледнела, а сердце глухо и мучительно заколотилось. Страх. Так с ней было всегда, стоило ей столкнуться с противодействием любого рода. Леора знала, откуда эта реакция. Ей были прекрасно известны все объяснения болезненного синдрома, уходившего корнями в отвратительные сцены из детства, о которых она не позволяла себе вспоминать. Лишь во мраке ночи, когда ее контроль над сознанием ослабевал, память о пережитых ужасе и боли возвращалась к ней удушающим призраком, чтобы украсть ее покой.

Леора отчаянно боролась со страхом, как делала это с того самого момента, когда обнаружила дверцу из собственного ада. Набрав побольше воздуха в легкие, она задержала дыхание и постаралась взять себя в руки. Страх медленно отступил, забрав с собой частичку ее физических сил, но, как ни странно, добавив душевных.