Мы сражались в полку 'Нормандия - Неман'

Вдруг я услышал удары молота. На расстоянии примерно одного километра я заметил два силуэта. Подошел ближе и увидел старого кузнеца. Рядом был мальчик лет двенадцати. Старик огромным молотом с очень длинной рукояткой бил на взмах какой-то кусок металла. Это была броня немецкого танка. Кузнец стучал и стучал молотом, продолжая ломать на части изуродованный танк. Он наконец заметил меня, мы поздоровались, и, понимая, видимо, что происходит с каждым человеком, увидевшим руины города, по-своему ответил на мой безмолвный вопрос: "Город что... Восстановим... А вот жизней не вернешь..." На глазах у него показались слезы, и он, как бы ища им оправдание, добавил: "Я участвовал еще в первой битве... В обороне Царицына..."

Слов его мне никогда не забыть: жизней павших не вернешь.

* * *

Вечером самолет наш приземлился на Центральном московском аэродроме. Мы проводим несколько дней в ожидании приказа. А пока нас разместили в прекрасной, похожей на дворец гостинице "Савой" с неизменным медведем у входа. Москва поражает своими контрастами: город замаскирован от вражеских налетов, но даже это не может скрыть его красоту. Простота и величие Кремля, Красная площадь с ее Василием Блаженным, Лобным местом, Мининым и Пожарским - завораживают.

Гостеприимство москвичей беспредельно. Все служащие нашей гостиницы наперебой предлагают показать столицу, нам приносят билеты в Большой театр, в цирк, на концерты хора имени Пятницкого. Это - еще одна непостижимость русского характера: здесь, как нигде, любят театр и пользуются каждой возможностью, чтобы побывать в нем. В зрительном зале большинство - военные, многие - после ранений, выздоравливающие солдаты, которым скоро, вот-вот, снова на фронт. Я вспоминаю, как в Астрахани, первом увиденном мною советском городе, нам тоже предложили вечером пойти в театр, и мы с удивлением встретили там чуть не половину состава астраханского госпиталя: все, кто мало-мальски мог самостоятельно передвигаться, оказались в театре. Мест не хватало, зрители стоя смотрели пьесу Островского, и я никогда не видел такого горячего отклика зрительного зала на все происходящее на сцене.

Итак, на фронте гнали фашистов все дальше на запад, а в столице работали театры, да еще при полном аншлаге. И каждый вечер поднимался занавес в Большом театре - это вселяло в нас покой и уверенность... хотя и поражало.

12 октября получен приказ. В качестве офицеров связи и переводчиков, в звании младших лейтенантов, я и Пистрак получаем назначение в полк "Нормандия". Мы летим на фронт. В одном самолете с нами - генерал Пети, глава французской военной миссии, и летчик-истребитель Жюль Жуар, на счету которого уже пять сбитых фашистских самолетов. Он сбил их еще в 1940 году. Жуар - один из самых заслуженных французских летчиков. Он очень молод, очень красив и очень смел, потом, на фронте, он показывал чудеса храбрости.

Полевой аэродром возле Монастырщины, в восьмидесяти километрах западнее Смоленска. Первая встреча с летчиками "Нормандии", точнее, с теми пятнадцатью, которые остались в живых после Орловско-Курской битвы. Среди погибших - Литольф, Ларжо, Бернавон, де Тедеско, Кастэлэн, Вермей, Пресиози, Бальку и первый командир "Нормандии" Жан Тюлян, храбрейший ас Франции, виртуозный мастер высшего пилотажа. Побег Тюляна из петеновских войск к союзникам вдохновил многих других. Как и все, что делал этот командир, побег был рискованным, точно продуманным и стремительным.

...Утром 5 декабря 1940 года командир французской эскадрильи в Раяке Жан Тюлян вылетел в очередной тренировочный полет со своим ведомым Жоржем Амарже. Набрав заданную высоту (девять тысяч метров), Тюлян передал по радио: "Испортилась подача кислорода, пикирую, следуйте за мной".

Амарже выполняет приказ, но, выйдя в свою очередь из облака, не видит самолета ведущего. Покружил над морем, но следов аварии не обнаружил. На базе Тюляна также не было! А он бежал на территорию Палестины, в ряды Свободных Сил Франции. Этот побег Тюляна и еще несколько побегов других летчиков, которым тоже удалось бежать на боевых самолетах, позволили создать первую истребительную эскадрилью ССФ под названием "Эльзас", командиром которой стал Тюлян. Эскадрилья трижды переформировывалась, так как несла большие потери. Когда же была создана авиагруппа "Нормандия", Тюлян возглавил ее. Литольф стал заместителем командира. Он был непримиримым в своей ненависти к бошам, ему принадлежат знаменитые слова: "Ничего не отдано, если не отдано все".

Орловско-Курская битва вошла навеки в историю, и можно гордиться тем, что французские летчики принимали участие в этой невиданной по масштабам военной операции.

Вечером, в день нашего прибытия на фронт, состоялся прием в честь генерала Пети. Присутствовали советские летчики во главе с комдивом генералом Захаровым. Это - единственный случай за всю войну, когда дивизия могла "поблагодарить" немцев: поспешно отступая, они оставили свой продовольственный склад. Для военного времени прием получился "роскошным".