Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума

Галя старше города Смоленска на три года, но не сомневается, что человеческий организм рассчитан на тысячу лет и периодически мне говорит:

— Борис, Емелюшке нужны деньги. Нам надо сделать танцевальную программу и выйти на американскую сцену.

— Галя, ты соображаешь, о чем говоришь? Танцевальные программы делают 16-18 летним, и у них может занять 5-10 лет, прежде чем они чего-то добьются.

— Какая разница? Пускай 5 лет, пускай 10 — значит, мы начнем строить нашу карьеру через 10 лет.

Дежурные Галины фразы на протяжении последних ста лет:

Вечером: — Нужно срочно ложиться спать. Это означает, что до шести утра она собирается говорить со мной о Емельяне.

— Не торопи меня — я обязательно что-нибудь забуду, - что-нибудь означает — все. При этом, собираясь куда-либо, Галя действительно торопится: как наперсточники на улице, перекладывает с места на место ключи, пудреницу, гребешок, документы и восклицает:

— Где же ключи? Только что были. Ты не видел гребешок? Мне нужна пудреница. Где документы? Я же не могу выйти без документов.

При такой спешке не имеет значение, когда начало концерта или праздника — в 12 часов дня или в 7 вечера, Галя опоздает и к трем ночи.

Что бы я не купил ей в подарок, Галя задает один и тот же вопрос:

— А это можно сдать обратно?

(Емельян в этом смысле пошел в Галю: что бы я ему не подарил, он смотрит на подарок с ледяным хладнокровием).

Я очень терпелив, но Галя — единственный человек, который легко меня может довести до состояния абсолютного бешенства.

— Борис, перепиши мне видеокассету. Там балет, который мне надо посмотреть.

— Хорошо.

— Не откладывай в долгий ящик, сделай это как можно скорее.

— Хорошо, сделаю.

— Это для меня очень важно.

— Я понял.

— Значит, сделаешь?

— Сделаю.

— Мне надо его посмотреть как можно скорее.

— Я его перепишу прямо сейчас.

— Не забудешь?

— Не забуду.

— Это очень важно для меня. Балет, который я не видела. Перепиши его поскорее.

— Я понял, что для тебя это важно, ты не видела этот балет, тебе надо его как можно скорее посмотреть, и я прямо сейчас его тебе перепишу.

— Очень хорошо. Только не забудь.

— Я не забуду.

— Значит, я могу быть спокойна?

— Абсолютно.

— Учти, я этого балета не видела, и мне его необходимо посмотреть.

— Я это уяснил.

— Значит, перепишешь?

К этому времени химические вещества в моем мозгу меняются местами, я мысленно заряжаю дробовик, точу кинжал, а это еще сильно укороченный вариант.

Когда я захожу к Гале и здороваюсь, она не отвечает на приветствие, а пристально меня разглядывает и обдумывает, какую бы сказать гадость.

— Борис, тебе надо закрывать шею, она у тебя уже не та.

— Галя, моя шея, может быть, не так красива, как была, но это очень хорошая крепкая шея, и на ней до сих пор прекрасно сидят.

— У тебя появилась новая морщина.

— Галя, морщины любят возраст. Это очень хорошо, когда появляются новые морщины, потому что у покойников они не появляются.

Галя соткана из противоречий и обожает говорить о политике, ничего в ней не понимая. Идея-фикс — отдать землю крестьянам.

Галя: — Что ты думаешь о Ельцине?

— Это лучшее, что сейчас может быть.

— Какая глупость! Он же не отдал землю крестьянам, а хочет продать. В следующий раз на этот же вопрос я отвечаю:

— Ельцин — это кошмар. Землю не отдал крестьянам, а хочет продать. Потакает коррупции.

— Наивный мальчик! Все они хуже, чем он. Я уверена, что он отдаст землю крестьянам.

На следующий день я говорю, что все хуже, чем Ельцин, и он в конце концов отдаст землю крестьянам.

— Ельцин довел страну до нищеты. Рабочие не получают всего, что они зарабатывают.

— Естественно. Они строят капитализм, и у рабочих забирают прибавочную стоимость; об этом еще киска писал.

— Какая киска?

— Карл Маркс.

— А... И он до сих пор не отдал землю крестьянам. Может, хоть после него выберут того, кто отдаст.

— Хорошо бы выбрали Зюганова.

— Не дай Бог, опять будет 37 год.

— Ты права, ни в коем случае нельзя выбирать Зюганова — опять будет советская власть.

— Дурачок, советской власти еще не было. Это была прекрасная мечта, но ее не дали осуществить. И землю крестьянам так и не отдали.

Мне все время хочется сказать, чтобы они пошли на хуй со своей землей, но сдерживаюсь.

— Да, конечно, надо отдать землю крестьянам. Это им еще эротоман обещал.

— Какой эротоман?

— Ленин.

— Почему Ленин — эротоман?

— Ну как, ты что не знаешь эту хрестоматийную историю? Ленин накушался водочки, упал под стол, и его перенесли в спальню. К нему пошла Инесса Арманд; как ты знаешь, чрезвычайно сексуальная особа, которая и к большевикам-то примкнула, чтобы быть поближе к революционным матросам.

Возвращается довольная и говорит: "Ленин и сейчас живее всех живых!" Во всех учебниках.

— Глупости! Ленин, может, и не такой идол, каким его рисуют, но морально был чистый человек. И вот он-то обещал отдать землю крестьянам.

— Да, ну, дай Бог, может, после Ельцина выберут того, кто сможет осуществить мечту и построить советскую власть...

Галя, перебивая: — Ты ничего не понимаешь! Советская власть — это голод и бесправие.

И так до бесконечности.