Мы – силы

Заслышав автомобиль, дети бросились в лес. Антон велел группе следовать за ним. Развернувшись в цепь, пятеро оперативников и Рухлов начали движение к лесу. Они не сделали и пятидесяти шагов, как из леса по ним шарахнуло. Один оперативник свалился, хватаясь за живот. Остальные присели.

Скорбя о раненом, Антон крикнул:

– Не стреляйте, я иду один. Дети, давайте поговорим. Я уже все узнал и о том, как над вами издевались, и об остальном. И мне искренне жаль вас. Но нам надо поговорить. Вы слишком многое натворили…

Он встал и, рассчитывая, что по нему не будут стрелять, направился к лесу, оставив оперативников в траве. Но не тут-то было. Еще один дымок из леса и последовавший грохот. Антону почудилось, что сама смерть его коснулось холодной рукой. Он не стал пригибаться, а просто повернулся и пошел к своим. Что толку говорить с теми, кто не говорит, а стреляет? И что толку стрелять по тем, на кого все равно рука не поднимется? Раненого погрузили в машину и поспешили обратно в город.

…После доклада Ханину Антон был в тихой скорби. А Ханин, казалось, вообще страдал:

– Значит, они весь свой путь проделали, чтобы над ними тут поиздевались?

Антон посмотрел на Алину и пожал плечами.

– Слышь, Алин, расскажи мне… – начал Ханин, – как такое могло произойти в доме, который создавался для детей. Для любви, для нежности. Для тех, кто потерял родителей. А? Куда смотрели твои воспитатели? Как они допустили такое…

Алина, сдерживаясь, попыталась объяснить:

– Такое случается в детской среде. И иногда воспитатели просто бессильны.

– Но, насколько я понял, для этого были созданы предпосылки. Ночью дежурные спали. А детей в это время… Я даже не знаю слова… Наверное, насиловали? Да? Ведь ЭТО насилие? Да?

– Да, это насилие… Да, за них никто не заступился… Кроме других маленьких детей.

– И что мне делать с тобой, твоим интернатом, твоими отмороженными бабищами, которые это… скажем, они соучастники этого насилия.

– Не знаю, – коротко ответила Алина.

Ханин, тяжело опираясь на палку, поднялся и подошел к окну.

– Детей не преследовать… – сказал он наконец. – Пусть уходят. Этот город не принес им ничего, кроме боли и страдания. Может, в том особняке они успокоятся и простят людей. Пацана того… урода… похоронить и забыть. Остальных детей, кто в этом участвовал… Что с ними делать?

– Ничего… Именно они, поглядевшие на смерть, больше ничего никогда не сделают… – сказал Антон.

– Нет. Я требую наказания, – сказал Ханин. – Если бы они просто нечаянно убили тех двоих, я бы, может, и подумал простить. Но они глумились и насиловали их целую неделю. Девочку отправить на казарменные кухни работать. Раз она уже может так издеваться, значит, уже взрослая. Даже чересчур. Выделить ей квартиру. Пацана, когда из госпиталя выпишут, в поисковики. Разведчиком. Пусть тоже пользу приносит, а не гадит, где живет. Дальше… Воспитательниц, которые в тот день продрыхли, выгнать к чертовой матери.

– Это было в течение недели… – напомнил Антон. – Придется весь интернат сменить.

– Значит, смените. Неделя вам на это. С запретом тем работать с детьми. Ни в школу, ни в новый садик их не брать. Как хотят, пусть так пайку и зарабатывают. Пусть хоть на панель идут.

– Это бесчеловечно, – сказала Алина.

– Это справедливо, – отрезал Ханин.

Через часа два, когда он отошел от этого неприятного разговора, позвонили из Крепости, и он вообще почернел от злости и горя.

– Назим, теперь это точно известно, и другие сорок ребят убиты… – сказал он, когда положил трубку. – Вернулись двое разведчиков, посланные по следу с рацией. Думали же, что у них приемник накрылся. Нашли непогребенные тела и следы боя. Их, как и тебя, Антон, накрывали минометами. Сам помнишь, какой вид после этого у тел… Ребята всех похоронили. Другая страшная новость – к городу приближается батальон этих отморозков-убийц с запада. Крепость перевелась в боевой режим. Но даже если и мы будем сопротивляться, у нас получается рота погранцов, рота в казармах. Около роты поисковиков, если они успеют вернуться. Вот так…

Рухлов обомлел от этой новости. Да, теперь уж точно не до этих детишек.

– Мобилизацию объявлять надо, – сказал подошедший Дантес. – Отменять выборы надо. Создавать укрепления надо.

– Время… – сказал Ханин. – Даже если сейчас из Крепости послать погранцов вскрывать схроны наши и после этого вооружать людей, уйдет не меньше двух суток. Мы же близко к городу схронов не делали… Арсенала хватит на сотню-другую добровольцев.

– Надо посылать за оружием и одновременно вооружать хотя бы этих, – сказал Дантес.

Алина, напрягшаяся и с ужасом глядящая на мужчин, сказала:

– Это так мало! И они не обучены!

– Тех тоже не так уж много. И не думаю, что они сразу полезут на штурм, – криво ухмыляясь, сказал Дантес.

– Разведчики Крепости, это Денис наш и Мишка, ездили, хотели Назима увидеть… Сказали, что те уничтожают все на своем пути, – хмуро сказал Ханин.