Мы против вас

Потом, через много месяцев, никто из нас не мог точно сказать, кто что говорил или откуда взялись в сети фотографии. Но все видели кадры, на которых Беньи целуется с учителем. Многим было наплевать, но они промолчали, – тем громче казались голоса других. Тех, кто в свое оправдание скажет именно это: нам было НЕ НАПЛЕВАТЬ. На город, на команду, на самого Беньямина. Не наплевать на школу. Не наплевать на детей.

Группа родителей позвонила директору и потребовала собрания. Среди этих родителей была Магган Лит, мама Вильяма Лита. Она – член родительского комитета, она просто делает свое дело, «ничего личного», как подчеркивала она на встрече, «мы ни на кого не держим зла, но мы родители, и мы волнуемся». Но, по ее мнению, учителя следовало уволить. Не потому, что он… не такой, как все; нет, конечно! Но нельзя допускать, чтобы он заводил половые отношения с учеником! После всего, что уже случилось! Вначале изнасилование, а теперь еще и это? И не имеет значения, мальчик это или девочка – в школе все равны.

Одно с другим всегда связано, если нам так удобнее.

– Разве можем мы чувствовать себя спокойно, когда у наших детей такой учитель, а мы не знаем его… настоящих целей? – поинтересовался один из родителей.

Когда директор попросил уточнить, какие именно цели он, родитель, полагает «настоящими», Магган Лит прошипела:

– Сами знаете какие!

– А как вам вот ЭТО? – воскликнул другой родитель и бросил на директорский стол какую-то бумажку.

– Висело на доске объявлений в коридоре! Эта учительница, Жанетт, собралась учить школьников ДРАТЬСЯ! – вклинилась Магган Лит.

– Это… единоборства, спорт… она набирает группу… – попытался было объяснить директор, но его предсказуемо перебили:

– НАСИЛИЕ! Уроки НАСИЛИЯ! Один учитель заводит половую связь со школьником, другой собирается лупить учеников! Это что за школа такая, господин директор?

Магган Лит объявила:

– Я позвоню кому надо!

И позвонила. Первым ей ответил Ричард Тео.

* * *

Мая так колотила в дверь Аны, что собаки залаяли, испугавшись, что стена рухнет. Ана открыла – бледная, безжизненная, раздавленная, ненавидящая себя. Но Мая так рассвирепела, что не сдержала ярости:

– ТАК ЭТО ТЫ ИХ СФОТКАЛА! КАК ТЫ МОГЛА?..

Ана, истерически задыхаясь, икая и давясь соплями, выговорила:

– Я не… я поцеловала его, Мая. Я его ПОЦЕЛОВАЛА! Он мог бы сказать, что он… МОГ сказать, просто чтобы я знала… я думала, у него другая девчонка… я его поцеловала! Я… почему он не сказал…

Мая, не дослушав, покачала головой и сплюнула на землю между собой и своей лучшей подругой: между ними отныне все кончено.

– Ты такая же, как все в этом городе. Считаешь, что раз не можешь чего-то добиться от других, то имеешь право причинять людям зло.

Ана так плакала, что не удержалась на ногах и рухнула на порог. Но Мая не подхватила ее – она уже бежала прочь.

* * *

Может, люди и правы – ничего личного тут не было. Может, это просто стало последней каплей для тех, кто едва сводит концы с концами. Рабочих мест все меньше, политики мухлюют, больницу вот-вот закроют, а фабрика сменит владельца. Журналисты появляются, только когда что-то случилось, с единственной целью – представить жителей нашего города в черном цвете: ограниченные люди, полные предрассудков. Может, некоторые тут у нас решили, что хватит с них политики. Слишком много перемен обрушилось на тяжко работающих людей, которые и так уже натерпелись. Может, дело было даже не в Беньи или учителе, не в Элизабет Цаккель или еще в ком. Гадости в интернете могли писать «пара-тройка отморозков». И никто не хотел ничего плохого – «просто накал страстей, ну, и перегнули палку». И мы станем оправдываться тем, что «слишком много всего навалилось, вопрос-то сложный, все мы живые люди».

Мы всегда защищаем чувства агрессоров. Словно именно им нужно наше понимание.

Новость, что школьный учитель, «уже давно имевший отношения со школьником», «отстранен от работы на время расследования», быстро достигла местной газеты. Поначалу комментаторы осторожничали, но вскоре прозвучал вопрос: «Сначала тренер, теперь учитель? По-вашему, это совпадение?» Никто не говорил «женщина», никто не говорил «гомосексуал». Все говорили «эти» или «такие». Кто-то написал: «Теперь против таких попробуй слово скажи – сразу всех собак спустят! Но как не реагировать, если дело касается наших ДЕТЕЙ! Мы что, хотим жить в таком городе? Где над нами проводят опыты, как над кроликами?»

Большинство не называло Беньи по имени. Так проще. Но вот появилась картинка: сначала ее опубликовали в каком-то анонимном аккаунте, никто не помнил в каком, а стоило ей разойтись по сети, как аккаунт удалили. Никто не спрашивал, откуда она взялась, слухи ходили самые разные, но это не имело значения. Значение имело то, что она изображала.