Мы против вас

В детстве они с Аной любили летом считать бабочек. Сейчас Мая считала бабочек по-другому. Она знала: когда падают листья, бабочки умирают.

Ужас не опишешь словами. Почти все хоть раз, но испытывали его, однако объяснить это чувство невозможно. Глядя в зеркало, Мая спрашивала себя: почему в нем не видно страха? Даже на рентгеновских снимках не видно. Как же так? Что-то так жестко колотится внутри ее – почему оно не проявляется на фотографиях в виде черного шрама, выжженного на скелете? Почему в зеркале не видно, как ей больно? Мая научилась притворяться. Она ходила в школу, сидела в классе, делала уроки. Играла на гитаре – это даже помогало, или Мае казалось, что помогает. Может, надо было просто чем-то занять пальцы. В отцовских книжках по «психологическому тренингу в спорте» она вычитала, что мозг должен управлять телом, но иногда выжить можно только наоборот. Именно так – Мая видела – делают взрослые в депрессии: ходят на тренировки, убираются в доме, делают ремонт на даче. Находят, ради чего вставать по утрам: полить цветы, сделать то или другое. Что угодно, лишь бы заглушить это черное чувство. Мы словно надеемся, что ежедневные мелкие ритуалы убаюкают ужас, и он уснет.

Мая научилась контролировать свою кожу, не позволять ей лопаться от огня, пылавшего в душе; ей казалось, что если она сумеет обмануть других, то в конце концов сможет обмануть и себя. Но отбросить ее в тот страшный день могла любая мелочь. Лампа, похожая на ту, что стояла в углу в комнате у Кевина, или скрип половицы, словно кто-то наконец поднимался по лестнице, когда она, Мая, уже охрипла от крика. Она могла прожить несколько вполне сносных недель подряд, но наплывал звук или запах – и она снова оказывалась там. В его кровати. Его рука сдавливала ей горло, его ладонь зажимала рот.

Мальчик в столовой просто задел ее спиной – для него пустяк, но внутри Маи снова полыхнул пожар. Внутри бомбой взорвался приступ панического страха.

Об изнасиловании все говорили в прошедшем времени. Мая «стала». Она «пострадала». Она «прошла через».

Но Мая не прошла через, она все еще оставалась там. Ее не изнасиловали, ее продолжали насиловать. Для Кевина все продолжалось несколько минут, для Маи – длилось и длилось без конца. Та беговая дорожка, наверное, тоже будет сниться ей всю жизнь. И как она убивает его там, снова и снова. И просыпаться оттого, что ногти вонзились в ладони, а зубы прикусили крик.

Страх. Невидимый властелин.

* * *

Полицейский участок в Хеде, подобно всем полицейским участкам в небольших городах, был сверхзагружен и недоукомплектован. Легко острить по поводу якобы умышленных опозданий на вызовы и нескончаемых расследований. Но полицейские Хеда ничем не отличались от представителей других профессий в этих краях: дайте им немного времени и возможность делать свое дело – и они его сделают. Дайте им одетых в красное фанатов, которые объявились в больнице, избитые мало не до полусмерти, и полицейские Хеда зададут им правильные вопросы. Дайте полицейским Хеда знакомый лес – и они рано или поздно кое-что в нем отыщут.

– Есть! – крикнул один из них, когда полицейские уже больше часа прочесывали поляну, где, по их расчетам, произошло побоище.

И полицейский перебросил что-то своему напарнику.

Кроссовка. Судя по размеру, принадлежит ребенку лет двенадцати.

* * *

Лео сидел на ступеньках дома.

– Ты чего тут сидишь? – удивилась Мая.

– Ключи потерял, – промямлил Лео.

Мая подозрительно прищурилась. Заметила на брате старые, изношенные кроссовки.

– А где новые?

– Надоели, – соврал Лео.

– Ты же несколько МЕСЯЦЕВ ныл, чтобы мама тебе их купила!

Маю удивило, что младший брат не огрызнулся, а так и остался сидеть, разглядывая мелкие камешки. У него распухло лицо, под глазом налился фонарь – Лео говорил всем, что на физкультуре ему попало мячом в лицо, но очевидцев происшествия не нашлось. А еще Мая слышала, как сегодня в школе шептались про черную куртку у него в шкафчике.

– С тобой… все в порядке? – осторожно спросила она.

Лео кивнул.

– Не говори маме, что я потерял ключи, – попросил он.

– Я на тебя не ябедничаю, – шепнула ему Мая.

Они нередко пакостили друг другу, но никогда друг на друга не ябедничали. Этому научила брата сестра: в двенадцать лет она однажды ночью вернулась с вечеринки гораздо позже, чем обещала, и, чтобы не привлекать внимания родителей, влезла в окно Лео. «Мы не ябедничаем друг на друга», – объяснила она сонному брату, а он оказался достаточно сообразительным, чтобы понять: в один прекрасный день это соглашение обернется на пользу и ему.

* * *

Поздним вечером к ним явился полицейский. Петер знал его – сын полицейского играл в той же возрастной группе, что и Лео. Может быть, поэтому каждое слово полицейского было пропитано сожалением.

– Извини за позднее вторжение, Петер, но в лесу возле Хеда была драка. Несколько человек серьезно ранены. В драке участвовала Группировка.

Петер понял его неправильно:

– Ты же знаешь, клуб не имеет никакого отношения к Группировке…

Полицейский прервал его, протянув кроссовку:

– Мы нашли на месте драки вот это.