Мы против вас

– Дети принимают все, с чем растут, как должное. Алисия увидела, как ты тренируешь основную команду, и теперь будет считать, что женщины действуют именно так. Когда она подрастет достаточно, чтобы играть в основной команде, женщин-тренеров, может быть, больше не будет. Будут просто… тренеры.

Для Суне это кое-что значило. Кое-что важное. Он не знал, важно ли это для Элизабет Цаккель, по крайней мере, по ее виду ничего понять было нельзя, кроме того, что хоккейный тренер хочет поужинать. Впрочем, голод – тоже чувство.

Когда Элизабет уже стояла в дверях, в глазах у нее что-то сверкнуло, – что-то ей небезразличное, – и она спросила:

– Как там с моим вратарем? С этим Видаром?

– Я поговорю с его братом, – пообещал Суне.

– Ты разве не обещал, что Петер поговорит с сестрами Беньямина Овича? – поинтересовалась Цаккель.

– Он и поговорил, – удивился Суне.

– Тогда почему Беньямин не пришел сегодня на тренировку?

– Не пришел? – воскликнул Суне.

Он и мысли не допускал, что Беньи не явится на тренировку. Не только дети воспринимают некоторые вещи как должное.

* * *

В домике на краю кемпинга сидел молодой человек в синей рубашке поло. Он несколько лет учился на педагога, и теперь ему надо было готовиться к уроку, но пока он не написал ни строчки. Просто сидел в кухоньке, на столе перед ним лежал учебник по философии, а молодой человек все смотрел в окно в надежде увидеть юношу с грустными глазами и диким сердцем. Но Беньи так и не пришел. Он пропал. Сегодня учитель, глядя Беньи в глаза, сказал, что тот был ошибкой, хотя это была ошибка учителя.

Все в Бьорнстаде знали, что Беньи опасен, что он бьет жестче всех. Но немногие понимали, что то же самое происходит у него внутри, что он жестоко избивает всего себя день за днем. Не щадя даже собственного сердца.

* * *

В доме мамы Ович одна из сестер, Габи, зашла в комнату Беньи. Ее двое детей ползали по полу, играя в лего. Габи могла наговорить про младшего брата много обидного, но лучшего дядьки, чем он, было не сыскать. Повзрослев, ее дети запомнят эту комнату в бабушкином доме, комнату дяди, как самое безопасное место во вселенной. Здесь их не могло настигнуть никакое зло, оно бы просто не отважилось сюда сунуться, потому что дядя всегда защищал племянников от всего и от всех. Однажды кто-то из детей сказал Габи: «Мама! В дядином шкафу сидят привидения, они там прячутся, потому что боятся дядю!»

И вот теперь Габи, улыбнувшись, уже шла к дверям, как вдруг ее кольнуло предчувствие. Она резко обернулась и спросила:

– Откуда у вас лего?

– Было в пакете, – беззаботно ответили дети.

– В каком пакете?

Дети закричали, словно их обвинили в краже:

– В пакете на дядиной кровати! Мама, там написаны наши имена! Это наше лего!

В этот момент в дверь позвонили. Габи не пошла к двери. Она бросилась к ней бегом.

Дверь открыла Адри, старшая сестра. На пороге стоял Амат, парень из команды Беньи. Мальчик оставался спокойным, пока не увидел, как встревожилась Адри – она все поняла сразу.

– Беньи дома? – спросил Амат, хотя уже знал ответ.

– Что за х… – ответила Адри.

Габи уже бежала по коридору:

– Беньи оставил детям подарки!

– Он не пришел на тренировку. – Амат нервно кашлянул. – Я только хотел узнать, не случилось ли чего!

Последние слова он прокричал уже Адри в спину. Адри бегом бежала к лесу.

Иногда Беньи прогуливал тренировки, но первую осеннюю – никогда. Его ноги успевали стосковаться по льду, руки – по клюшке, мозг – по полету. Он бы не упустил шанса сыграть, тем более – в ту осень, когда Бьорнстад в первой игре серии встречался с Хедом. Что-то было не так.

* * *

Рамона, как всегда, стояла за барной стойкой, всеми силами стараясь избегать эмоциональной перегрузки. Она видела и расцвет этого города, но в последние годы видела и как этому городу досталось. Люди в Бьорнстаде умеют работать, но работать им негде. Они умеют драться, но драться стало не за что.

Единственное, что наверняка найдется в любом городе, большом ли, маленьком ли, – это сломленные люди. Города здесь ни при чем, нас ломает сама жизнь. И тогда легко найти дорожку в бар, барные стойки быстро становятся местами печали. Те, кому не за что больше держаться, крепко держатся за стакан; те, кто устал падать, могут спрятаться в бутылку, потому что ниже бутылочного донышка не упадешь.

Рамона видела, как такие раненые приходят и уходят: кто-то идет дальше, кто-то скатывается еще ниже. У иных дела идут на лад, а иные, как Алан Ович, отправляются в лес.

За долгую жизнь Рамона научилась не прыгать от счастья и не посыпать голову пеплом от неудач, но даже она знала, как легко будет этой осенью связать с хоккейной командой чрезмерные надежды. Ведь спорт и реальность – разные вещи, но, когда реальность валится ко всем чертям, нам нужны сказки, потому что они учат: стань лучшим хоть в чем-то – и остальное, может быть, тоже изменится.

Сейчас Рамона ни черта не понимала. Сдвинется дело с мертвой точки? Или мы просто свыкнемся?