Мы против вас

– Я уволился из «Бьорнстад-Хоккея». И пришел искать работу.

Мира, отчаянно моргая, долго смотрела на него. Обхватила себя за плечи, потом осторожно промокнула под глазами.

– Почему ты хочешь работать именно здесь? – прошептала она.

Петер выпрямился.

– Потому что я хочу, чтобы мы стали чем-то большим, чем муж и жена. Я хочу, чтобы мы сделали друг друга лучше.

* * *

Когда тем вечером две команды, красная и зеленая, выехали на лед, чтобы сразиться, на арене и на трибунах не хватало нескольких человек, чье присутствие все привыкли воспринимать как само собой разумеющееся. Но все остальные были здесь – из двух городов, из тысячи разных историй. И все же в ледовом дворце Бьорнстада стояла тишина. Сидячие трибуны были забиты, но никто не переговаривался, не хлопал, не кричал речовки. На одной стоячей трибуне теснились люди в зеленом, а посреди этой толпы застыли люди в черных куртках. Они не скандировали. Словно хотели, но не могли, словно легкие опустели, а голос кончился. И вдруг к потолку взлетела речовка. Их речовка.

«Мыыы медвееееди! Мы медвееееди! Мы мееедвееееди…»

Скандирование раздалось с противоположной стороны, с другой стоячей трибуны. Кричала красная группа поддержки. Фанаты Хеда с младых ногтей ненавидели «Бьорнстад-Хоккей» и завтра снова будут ненавидеть. Они не прекратят драться, мир не изменится, все останется как обычно.

Но сегодня, один-единственный раз, их печальные голоса почтительно запели песню врагов:

«МЕДВЕДИ ИЗ БЬОРНСТАДА!»

Один-единственный краткий знак уважения. Просто слова. Ледовый дворец замер так, как еще не замирал прежде и, как показалось в следующий миг, не замрет уже никогда. Сперва не было слышно ни звука, а потом не стало слышно вообще ничего. Только взрыв гордости и любви, когда целый город решил заявить всем, что он еще здесь, что он не прогнулся, что Бьорнстад по-прежнему против всех. Когда зеленая трибуна с черными куртками внутри все-таки распечатала глотку, скандирование раздалось с такой силой, что достигало неба. Чтобы Видар знал там, как нам тут его не хватает.

А потом мы стали делать то же, что и всегда… Играть в хоккей.

* * *

Мать подбросила Маю на железнодорожную станцию. Она подождала у входа, пока дочь поднимается по лестнице, медленно идет по перрону и наконец находит того, кого искала. Он сидел на скамейке.

– Беньи… – Мая не стала подходить к нему, она окликнула его, словно животное, которое боялась спугнуть.

Он удивленно поднял на нее глаза:

– Ты что здесь делаешь?

– Ищу тебя, – объяснила Мая.

– Как ты узнала, что я здесь?

– Сестры сказали.

Беньи улыбнулся. Какая хорошая улыбка.

– Ненадежный народ мои сестры.

– Да уж! – рассмеялась Мая.

Рукава куртки стали ей коротковаты. Мая вытянулась за этот год, а куртка и не заметила. На запястьях Маи виднелись две свежие татуировки. На одном гитара, на другом – ружье.

– Мне нравится, – кивнул Беньи.

– Спасибо. Куда поедешь?

Какое-то время Беньи раздумывал над ответом.

– Не знаю… куда-нибудь.

Мая кивнула. Протянула ему лист бумаги с коротким, написанным от руки текстом.

– Я поступила в музыкальную школу. Уезжаю в январе. Не знаю, вернешься ли ты до того, как я… вот, я просто хотела отдать тебе.

Пока Беньи читал, Мая уже пошла назад, к маминой машине. Дочитав, он крикнул ей вслед:

– МАЯ!

– ДА? – крикнула она в ответ.

– НЕ ПОЗВОЛЯЙ НИ ОДНОЙ СВОЛОЧИ ВИДЕТЬ, КАК ТЫ ПЛАЧЕШЬ!

Мая рассмеялась, в глазах у нее стояли слезы:

– НИ ЗА ЧТО, БЕНЬИ! НИ ЗА ЧТО!

Возможно, они никогда больше не увидятся, поэтому Мая перечислила для Беньи самое лучшее из того, что знала:

Да пребудет с тобою сила
Чтобы отвага в крови бурлила
Чтобы сердце стучало не в лад
Чтобы чувства клокотали как водопад
Желаю тебе любви и смятений
И самых потрясающих приключений
Я верю ты выйдешь из них молодцом
Я верю твоя сказка будет с хорошим концом

Завтра солнце опять взойдет над нашим городом. Как ни странно.

Одной девушке по имени Ана после долгих и глубоких копаний в себе все-таки удастся найти силы, чтобы жить дальше. Потому что такие, как она, находят их всегда. Через много месяцев, через много миль, в большом городе она примет участие в своих первых соревнованиях. В раздевалке Жанетт поцелует ее в лоб, Мая будет стоять рядом; она стукнет сжатыми кулаками по перчаткам Аны и шепнет: «Люблю тебя, кретинка». Ана печально улыбнется и ответит: «И я тебя, дебилка». Она сделала себе такие же татуировки на запястьях: гитара, ружье. Отец Аны будет стоять у дверей раздевалки. В очередной попытке завязать.

Когда Ана шагнет на ринг, чтобы встретиться с противницей, часть публики на трибуне встанет, как по команде. Эти люди ничего не станут кричать, но на всех будут черные куртки, и каждый, когда Ана посмотрит на них, на миг приложит руку к сердцу.

– Кто это? – поразится судья.