Остаток ночи Бубу ворочался, размышляя над ее словами. На следующий день на тренировке он вышел из раздевалки, на скорости прокатился через площадку и всей массой врезался в Беньи. Беньи, не понимая, что происходит, поднялся и уставился на него:
– Что за…
Бубу тут же треснул его клюшкой по ногам. У Беньи потемнели глаза.
– Да что с тобой?
Бубу, не отвечая, снова ударил его клюшкой по ногам. Остальная команда наблюдала за происходящим, не зная, что предпринять. Бубу потерял мать, тут любой будет не в себе, но все понимали, что еще одного удара Беньи не спустит.
– Бубу, ну хватит… – осторожно начал Амат, но Бубу уже ударил еще раз.
Никто не успел остановить Беньи; Бубу был одним из самых тяжелых игроков в команде, но Беньи отправил его к самому бортику, швырнул перчатки на лед и помчался на Бубу со сжатыми кулаками.
– А ДРУГИЕ, ПО-ТВОЕМУ, НЕ БУДУТ? – прокричал ему Бубу.
Беньи в недоумении притормозил.
– Чего?
– Как ты думаешь, что будут делать ДРУГИЕ? Все, с кем мы будем играть, станут провоцировать тебя, они ЗАХОТЯТ, чтобы ты полез в драку! Они ЗАХОТЯТ, чтобы тебя удалили с поля!
Беньи молча смотрел на Бубу. Остальные игроки – тоже.
– Вообще-то он прав, – пробормотал Амат. – Люди будут выкрикивать гнусности, пока не найдут у тебя больное место. Тебе нельзя поддаваться. Ни тебе, ни Видару. Вы слишком важны для команды.
Беньи свирепо раздувал ноздри, однако наконец он пришел в себя и помог Бубу подняться.
– Ладно. Валяй дальше в том же духе.
Начиная с той тренировки Бубу изобретал все более изощренные способы вывести из себя Беньи и Видара. Иногда ему это удавалось, и тогда он возвращался домой в синяках, хотя оба подопытных знали, что именно этого он добивается. Оказалось, что и у Бубу есть свой неповторимый талант: выбешивать людей.
Когда Беньи однажды утром открыл шкафчик, на дне, как всегда, лежали бумажки. Но одна записка отличалась от прочих. Всего одно слово: «Спасибо». На следующий день в шкафчике оказалась еще одна такая, другим почерком; в ней значилось: «Я сказала сестре, что я бисексуалка». Еще через несколько дней обнаружилась третья записка; третий неизвестный писал: «Я никому ничего не говорил, но когда соберусь, то скажу не что я гей, а что я такой, как ты!» Потом пришла анонимная эсэмэска: «Все говорят про тебя как символ надеюс ты понимаеш как ты важен нам кто нерешаеца что то сказать!!!!!!»
Просто короткие записки и сообщения. Просто слова. Просто безымянные голоса, которые захотели сказать ему, что он для них значит.
Беньи выбросил их в ту же мусорную корзину, что и остальные записки. Он не знал, что отвратительней. Угрозы или такая вот любовь. Презрение или ожидания. Ненависть или ответственность.
Приходили эсэмэски и другого рода. Все они начинались одинаково: «Здравствуйте! Не знаю, на правильный ли номер пишу. Это ведь вы тот хоккеист-гомосексуал? Я журналист и хотел бы взять у вас интервью…» Однажды утром Беньи с сестрами отправились на озеро, пробуравили лунку, и Беньи утопил телефон в ледяной воде. Потом они сделали еще несколько лунок и остаток дня ловили рыбу, пили пиво и хранили молчание.
К тому времени, когда «Бьорнстад-Хоккей» играл следующий выездной матч, слухи о Беньи успели докатиться и до этого городка. В каждом городе отныне оказывались люди, которые выкрикивали самые гнусные слова, какие только могли придумать, чтобы вывести Беньи из равновесия. Но Беньи не поддавался – вместо этого он забивал шайбы. И чем громче орали фанаты, тем результативнее он был на льду. После матча Бубу обнял его и радостно заорал:
– Если они тебя так ненавидят, значит, ты делаешь все как надо! Ты – лучший! Если бы ты не был лучшим, они бы тебя так не ненавидели!
Беньи выдавил улыбку. Сделал вид, что все норм. Но в голове вертелось одно: сколько ему еще оставаться таким. Лучшим. Когда, наконец, ему позволят просто играть.
Любовь, настигшая Ану и Видара, была такого рода, что никто из них не понимал, как себя вести. Так что они просто гуляли вместе – каждый день наматывали круги по лесу. Снег в лесу становился все глубже, как и их влюбленность.
Однажды Видар коснулся ее, и Ана истерически зарыдала. Видар не понял, в чем дело, и Ана рассказала о Беньи. Как все всё узнали, про фотографию, про вспышку Маиного гнева.
– Я тебя не заслуживаю, я такой ужасный, такой мерзкий человек! Я, наверное, психопатка! – кричала Ана.
Видар стоял перед ней словно голый.
– Я тоже.
Ну как можно было после такого не влюбиться в него еще больше? Может, кто-нибудь это и знает. Только не Ана.
Когда они на следующее утро шли в школу, Ана высмотрела Беньи. Ович открыл шкафчик, оттуда посыпались записки, и Ана поняла, что в них, она знала, сколько чужой ненависти приходится Беньи теперь носить в себе.
– Я должна… – прошептала она Видару.
Видар хотел остановить ее, но не сумел. Ана вдруг кинулась через весь коридор. Беньи удивленно поднял на нее глаза и хотел спрятать бумажки.
– Я знаю, что ты меня ненавидишь, но… – начала Ана, но договорить не успела – из глаз полились слезы, голос сел.