Мы потребуем крови

– Я ничего от вас не жду, – продолжил Рах, полностью завладев вниманием аудитории, как умел только император Кин. Рах говорил, и все слушали. Даже не понимающие ни слова кисианцы были заворожены. – Я больше не стану сражаться в чужих битвах. Мы нужны дома, в степи. Нужны своему народу. Надо уладить дела с чилтейцами и фальшивым жрецом, но после этого степи зовут меня домой. И я зову с собой всех, кто хочет уйти, к какому бы гурту вы ни относились. Теперь мы едины, и я буду драться за любого, кто готов драться бок о бок со мной.

Он повернулся к Эзме и едва слышно прошептал, а Нуру перевела:

– Пусть проклянут тебя боги, когда будут взвешивать твою свинцовую душу.

Никто не остановил его, когда он пересекал зал. Никто не остановил его, когда он протискивался сквозь толпу и вышел за дверь. Никто не остановил и тех, кто последовал за ним. Лашак, Шению и многих других, чьи имена я не знала. Они шли за ним в ночь, обтекая Эзму, пока та выплевывала гордый ответ. Больше всего на свете мне хотелось вцепиться в Раха, вернуть его и исправить все, что невозможно исправить. Я должна была предвидеть случившееся, но была слишком глупа и наивна, слишком мечтательна, ослеплена его уважением и любовью.

Любовью. Как нелепо звучит это слово в подобных обстоятельствах.

– Что она говорит? – шепотом спросила Сичи у Нуру, которая стиснула кулаки.

– Напоминает обо всех ошибках Раха э'Торина. Говорит, что он бросил обучение и не стал заклинателем лошадей из-за своего эгоизма. Говорит, он не заступился бы за любого другого, оказавшегося на месте Гидеона. «Я всегда заботилась только о гурте, о своем народе, даже когда меня изгнали за то, что меня больше волновали души левантийцев, чем собственное положение. Я старалась понять позицию Раха э'Торина, лишь бы среди нас не было раскола, ведь сейчас мы как никогда должны быть едины, но этого я не потерплю. Он изгнанник, бывший капитан, смещенный с поста собственными Клинками, и много раз нас подводил».

Некоторые из тех, кто пошел за Рахом, остановились послушать. Другие давно ушли. Кто-то оглянулся на Эзму от двери, понурив плечи под бременем тяжелого решения.

Казалось бы, их раскол ничего для меня не значил, но я затаила дыхание, страстно надеясь, что многие уйдут, но многие и останутся. Я верила в Раха, но нуждалась в Эзме, ведь я заключила с ней союз. Я нуждалась в ней и ее Клинках.

Когда левантийцы разделились, все молчали. Никто не кричал в гневе, они даже не смотрели друг на друга, делая выбор – остаться или уйти. Так удивительно было смотреть на уважение, которое они проявляли к решению других.

– Тебе не обязательно оставаться, – тихо произнесла Сичи под строгий топот шагов. Она посмотрела на Нуру, но та не повернула головы. – Не мне решать за тебя.

– Конечно, – ответила она, пока левантийцы шли мимо к двери, обходя тех, кто выбрал Эзму. – Я сама приняла решение.

На другом конце зала перешептывались генерал Мото и министр Мансин, и у меня в груди стянулся тугой узел.

Мало-помалу перемещения закончились, и в зале осталось гораздо меньше людей. Возможно, половина. Трудно было понять по лицу Эзмы, рассчитывала ли она на такой результат. Больше здесь людей или меньше, чем ей необходимо. Чем необходимо мне. Я скользнула взглядом по Мансину, склонившему голову к самому влиятельному генералу.

Когда все улеглось, Эзма посмотрела не на левантийцев, а на меня.

– Наш союз был основан на взаимном желании свершить правосудие над Гидеоном э'Торином, – сказала она по-кисиански, высокая и гордая, несмотря на потери. – Но раз ты предала нас на последнем этапе, поддавшись на уговоры своего любовника, теперь от ночной победы уже ничего не осталось, – произнесла она с таким отвращением, что вся моя гордость растворилась. – Поздравляю, ваше величество, вы избавили свою землю от левантийцев.

Без поклона и без левантийского приветствия, только с презрением на лице она развернулась, чтобы обратиться к оставшимся левантийцам, а потом жестом поманила своего ученика и удалилась. Левантийцы последовали за ней. Когда они вышли за двойные двери, остались лишь горстка кисианцев, Нуру и отчаянная потребность позвать их обратно, застрявшая у меня в горле.

– Беги за Рахом э'Торином, – приказала я караульному у двери, не успев даже задуматься. – Скажи ему, что я хочу поговорить, прежде чем он уйдет.

Глупая, отчаянная просьба, и все же солдат был обязан подчиниться. Кивнуть, поклониться, пробормотать «да, ваше величество» и выполнить приказ. Однако вместо этого он посмотрел на министра Мансина, и тот покачал головой. Солдат не сдвинулся с места.

– Ты меня слышал? – Мой голос сорвался на пронзительный крик. – Я приказала тебе…

– Он слышал, ваше величество, – спокойно заявил Мансин. – Но никто не побежит за левантийцами, чтобы мы снова наделали долгов, по которым не сможем расплатиться.

Он кивнул генералу Мото, и тот направился к двери, не глядя в мою сторону.

– Генерал Мото, – окликнула его я. – Генерал Мото, я не давала вам разрешения уйти.