Мы поднимались в атаку

— Да бросьте со своими идеями, интеллигенты гнилые! Надоело! От них сыт не будешь, — Сашка прет на нас, но он уже колеблется. — Вы идейные, вы и голодайте тут, черт с вами, а я за жратвой.

— Не помрем до утра, — говорит Игорь.

— Отойдите, расшибу!

— Не пугай, не маленькие, — не уступаю я.

Сашка всегда боговал, с ним боялись связываться. Он был мстителен, не забывал расквитаться с теми, кто ему не подпевал. Если мы объединялись против него, приводил дружков, крепких, таких же нахальных, как он сам, да еще почище.

Впервые Сашка видит настоящий «бунт на корабле». Он прет, а мы стоим. Он хочет обойти нас, а мы не даем ему проходу, пододвигаемся дружной тройкой.

И Сашка неожиданно сникает. Может быть, всегда надо было напирать на него, не бояться.

— Ну, не пускаете, так хоть сами идите! — зло сплевывает он и валится на свой тюфяк.

То, что он говорит, резонно, но мы мнемся, не идем. Сам не знаю почему. И тут нас выручают. Стук в дверь. Появляется Роза:

— Ребята, мальчики, пошли перекусим. Мы разжились продуктами у местного населения.

— Розочка, ты обыкновенный гений! — кричу я.

Все вскакивают, остается лежать один Сашка.

— Пошли, пошли, — снисходительно, как и положено победителю, говорю я ему, — всех зовут.

И он лезет за ложкой.

Едва принимаемся за сало с капустой и огурцами, под окнами клуба слышится урчание мотора. Гришин веселый голос заставляет всех встрепенуться. Оказывается, он сам выехал с обозом продуктов для нас, но на шоссе поврежден мост (не исключает диверсию), и пробирались в объезд. Вновь садимся ужинать, теперь уже плотнее. Гриша достает из полевой командирской сумки красный листок:

— Ребята, послушайте! — И, придвинув керосиновую лампу, читает обращение коменданта города генерала Дроздова и секретаря горкома Грачева.

…Сколько проживу, не забуду ту ночь. Измененные лица ребят и девчат, точно на негативной черно-белой пленке — свет и тени сместились. Гришин силуэт на стене, он сам в пальто с армейским ремнем; в кобуре — пистолет. Голос тревожный — знакомый и незнакомый:

— «Ко всем трудящимся города Ленинска.

Дорогие товарищи! Над нашим любимым городом нависла угроза со стороны немецко-фашистских орд. Враг рвется на Ленинск, преграждающий ему дорогу к столице Родины — Москве!

Будем организованны, как никогда. Фашист не получит наших ценностей, мы не дадим ему ни крошки хлеба, ни литра горючего, ни одного вагона, ни одной теплой вещи на зиму!»

Тишину в комнате подчеркивают завывание ветра и хлопающий ставень.

— «Встанем на защиту Ленинска, своих очагов, своей чести и свободы! — продолжает читать Гриша. — Будем стойки до конца в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, в борьбе за советскую Родину. Все силы на отпор врагу!»

Гриша бережно складывает листок и прячет его в сумку. Все поднимаются, скользят тени на стенах. Где-то бухает, но никто не вздрагивает. Мы смотрим на Гришу, ждем его слова.

— Ребята, — говорит он, — если будет прямая опасность, мы вас увезем. А пока горком партии и горком комсомола поручили мне просить вас утроить, удесятерить усилия для сооружения неприступного рубежа обороны. Как мнение членов ВЛКСМ?

— Я не комсомолец, мне выйти? — спрашивает Сашка.

— М-можешь остаться, — говорит наш комсорг Игорь Королев, будто с Сашкой и не было стычки. — Если счит-таешь, что касается тебя тоже.

Сашка крутит головой, вглядываясь в наши лица, и остается.

Игорь волнуется и оттого чуточку заикается:

— М-мы, т-товарищ секретарь, будем работать с-сколько н-надо.

— Другого ответа от вас, друзья, и не ждал.

— Вы разве не переночуете у нас? — спрашивает Игорь, но Гриша, взглянув на часы, отвечает, что ему еще надо заскочить в другие группы, а рано утром бюро горкома с очень напряженной повесткой дня.

Гриша садится в грузовичок. Вспыхивают и гаснут синие маскировочные подфарники. «Газик» несется по ночной улице. Мы стоим на стылом ветру раздетые и слушаем стихающий рокот мотора.

…Сооруженный наши рубеж занимают войска. Сначала те, что подошли с востока, из тыла, их сразу узнаешь: обмундированы по-зимнему; много автоматов и пулеметов, пушки не на гужевой, а на автомобильной тяге; хотя снег еще не лег, только в морозном инее деревья и поля, — иные орудия, танки крашены в белое, многие пехотинцы одеты в белые маскхалаты.

Красноармейцы деловито оглядывают свое окопное хозяйство, устанавливают пулеметы, минометы, ПТР — противотанковые ружья, похожие на старинные пищали. А мы, «хозяева», гордые тем, что подготовили для армии линию обороны, водим бойцов, показываем, где соорудили дзоты, блиндажи, землянки.