«Мы одной крови». Десант из будущего

Катил в тыл Земляков с удобством — сидел у заднего борта трехтонки, придерживал ногами баул с «трофейным секретным грузом», машина была полна пустых снарядных ящиков — громыхали ужасно. Заскорузлый воротник тер порезанную шею, жрать хотелось как из пушки. В остальном ничего. До Арсаллми довезут, дальше попыхтеть придется. Но карман галифе оттягивал вполне надежный «лахти»[55]. Еще бы еще ремешок у полевой сумки изловчиться починить…

20 июня

Вечер.

Выборг взят. Финны спешно отходят на водный рубеж к Кивисалми.

Глава восьмая

20–21 июня

У озера в 3,5 километра

северо-восточнее хутора Арсаллми

20.35

— Я думал, мортиру волокут на конной тяге, — сказали из-за толстого ствола.

Коваленко стоял под сосной, небрежно держа автомат — массивный «суоми» выглядел в лапе старшего лейтенанта легковесной пневматической игрушкой.

Женька опустил баул, рухнул на дорожную пыль рядом — последний километр марш-броска товарища переводчика чуть не угробил. От хутора до озера оказалось значительно дальше, чем помнилось. И вообще это не легководолазное снаряжение, а чушки свинцовые.

— Ты продышись, продышись, — посоветовало начальство. — Прямо трактор какой-то. Значит, сходил нормально? Молодец. Мы тебя, правда, к обеду ждали.

Женька попытался сплюнуть клейкую слюну, махнул дрожащей рукой в сторону хутора и за хутор.

— Да я бы помог, — не совсем правильно понял Коваленко вялую жестикуляцию курьера. — Но ты по дороге прешься, думаю, высунусь навстречу, демаскирую. При нашем-то птичьем положении…

Спорить сил не было, Земляков вытер потное лицо пилоткой — остались красноватые кирпичные разводы.

— Пойдем, умоешься. Очки-то не потерял? — старший лейтенант подхватил проклятый тюк за лямки…

* * *

— Я просто говорю, что это странно, — прошептала Марина, по привычке отмахиваясь веточкой от комаров. Вообще-то, после натирания пахучей жидкостью, что вместе с водолазным костюмом принес очкарик-переводчик, насекомые бойцов облетали.

Павло Захарович закряхтел:

— Та чо такое? Отож охфицеры. Московские! Оно секретна там все.

Злиться себе Марина запретила — Торчку уже сорок лет. В прошлом человек живет, в досоветском. Образование, можно сказать, церковно-приходское, сплошь замшелый, отсюда и нерешительность, да и трусоватость. И Трофимов только глазами хлопает. Его, конечно, привлекать было нельзя. Без году неделя в контрразведке, мальчишка совсем. Впрочем, следственного опыта ни у кого нет. Торчок в СМЕРШе чуть больше двух месяцев. Оба, как говорил Варварин, «глухи к нюансам».

Старшина Шведова прикусила губу. Не отвлекаться. Объяснить еще раз. Больше опереться не на кого, придется обойтись наличными силами. Приказать бы, да здесь не учебный полк, старшинской лычки для гавканья маловато.

— Ты, Павло Захарович, сам подумай. Прибыла опергруппа из Москвы, с самого Верха. Ей дадут прикрытие, сопровождающего, транспорт нормальный, или не дадут?

— Ото ж, оно, прикрытие, — Торчок кивнул на Леху.

Трофимов вздохнул — сам понимал, какое из него прикрытие. В свежих бинтах младший сержант выглядел поприличнее, но все равно… Хиловатое сопровождение для московских гостей. Да, выходит, и не встречались они с местными представителями контрразведки. Отчего бы это?

Потому что вовсе не московские они «москвичи». В этом старшина Шведова была почти уверена. Липовые. Вот как пить дать липовые.

Рассмотрим нюансы.

Внешний вид. Все правильно. Следы сапог совершенно напрасно ползала-рассматривала — немцы уже давно ляпов с гвоздями-каблуками не делают. Знаки различия, погоны, подворотнички — кривовато, вполне естественно. Но! Старлей от скуки вздумал подшиву постирать. Взялся пришивать — заминка. Не привык. К таким вот воротничкам не привык. Стопроцентно. Шить умеет, но… Нюанс? Надо было рискнуть, ближе глянуть. Подсела бы, помощь предложила. Он бы, гад такой, поверил. Сразу видно, к бабьему вниманию привык. Но не могла себя пересилить, дура…

Дальше. У них у всех форма похожа. Ношеная какая-то. Такое впечатление, что ее не в щелоке стирали, а в растворе хлорки. Зачем ткань портить? Москва завшивела? Не 41-й небось, даже на фронте баннопрачечные отряды работу наладили, а уж в тылу… Ладно, форму им могли в одно время выдать. Но никак не могли они ее обтрепать-заносить в одинаковой степени. Майор и переводчик — допустим, они штабные, локти одинаково протирали. Но старший лейтенант? Такой лоб здоровенный, судя по ухваткам, не только канцелярщиной занят. Там, на камнях, финна в секунду смял. А локти гимнастерки протерты. И еще он странно пилотку носит. Лихость такая мерзкая. На Черноморье очень похоже морячки фасонят, ну, им, альбатросам, вроде положено. А этот… Нюанс?

И разговор. Прокалывается, прокалывается старший лейтенант. Не говорят так наши. Вот что значит:

Аста ла виста, беби, — это вроде даже не по-немецки? Или дурацкое: «Невиноватая я! Он сам пришел!» Ломаное, глупое выражение. Эмигрантское?

А «нормальные герои всегда идут в обход»? Вообще подлость какая-то буржуазная, декадентская.