«Мы одной крови». Десант из будущего

— Я вообще не понял. Чего эта тетка с небритым гномом здесь шныряют? — пробубнил Коваленко. — Что, из Севастополя больше послать было некого?

— Может, и некого. Дело это не наше, и вникать нам незачем, — пробормотал Женька.

На него покосился майор:

— Вот сразу видно, что ты, Евгений, успел в приличной компании поработать. В отличие от… Женщина женщине, конечно, рознь, но что-то общее имеется. Но в чем ты ошибаешься, так это в том, что это не наше дело. Увы, истинной тактичности мы позволить себе никак не можем. Надо бы понять, что данный товарищ знает.

— Кто? Эта Шведова? А что она может знать и какое это имеет значение? — удивился Коваленко.

— Все мы люди, все мы человеки, — сообщил майор. — Следовательно, ничто человеческое нам не чуждо. Лично я покойного не осуждаю.

— Он мог и не знать, — заметил Женька. — Они, ну, не совсем…

— Не пара? Она двадцать пятого года рождения. Молодая, сознательная, образованная. И характер имеется. Очень даже пара. Была.

— Кто «двадцать пятого»? — ужаснулся Коваленко. — Шведова? Да она…

— В бабушки тебе годится? Верно. Но это не отменяет того факта, что на текущий момент ей девятнадцать лет, — сообщил Попутный.

— Валер, она тут по лесу бродила и ревела, — хмуро сказал Женька. — Товарищ майор, давайте их домой отправим? Заедут в Касимово, на могилу еще раз взглянут, сядут в самолет. Торчок ее в целости доставит, я его знаю.

— Хорошая идея. Правильная. Что уж там, замечательная идея, — пробормотал Попутный. — Только мы вроде как еще и работаем.

Женька сбился с шага. Если эта Шведова много знает, если остается без контроля Варварина, следовательно… Людей, столько знающих, оставлять без присмотра опрометчиво. Как наиболее простой и очевидный выход, напрашивается…

— Спокойно, Евгений, слишком торопишься, — сказал Попутный, поднося к глазам бинокль. — Счастливой юности это свойственно, но ты все-таки не забегай поперек бронепоезда. И давайте-ка пока на текущей задаче сосредоточимся.

Коваленко смотрел на них озадаченно. Ну, у морпехов свой склад мышления, скачков и прорывов не воспринимающий. Наверное, оттого что их укачивает регулярно.

Самолет углядел именно Коваленко — кроме особого склада ума, водоплавающие пехотинцы известны еще и орлиным зрением. Сам Женька ничего различить не мог: смутные тени в воде, — там глубина почти как в Марианской впадине. Вода, конечно, прозрачная, но метров до восьми только и видно.

— Очки надень, — обиделся Коваленко. — Вон же стабилизатор хвостовой курносится. Как можно не видеть?

— Спокойно, Валера, мы люди штабные, чаще в стакан заглядываем, чем в синь-глубь хрустальную, — успокаивал Попутный.

Пришлось залезть на сосну. В смысле, сам командир группы сказал, что «молодым орлам однозначно доверяет», и изображать обезьяну не стал, а лейтенанты всмотрелись в озеро с высоты.

— Вижу, — сказал Женька, крепко обхватывая ствол. — Он носом вниз встрял.

— Ну!

— Слушай, а что он какой-то короткий?

— Разломился, наверное. Он же не здесь упал. Сесть, наверное, пытался, по поверхности глиссировал. А может, по дну кувыркался.

— Да ну.

— Что «ну»? Видишь, пятен здесь нет. Вдоль берега есть, а здесь чисто. Наверное, бензобак при первом ударе лопнул и вытекло еще в движении.

— Странно.

— Согласен. Но мы самолет искали или что?

Попутный с автоматом на плече прогуливался под деревом. Задрал голову:

— Товарищи бабуино-служащие, вы там бананы надыбали али че? Имеем хабар?

— Имеем, товарищ майор, — бабуино-служащие полезли вниз.

По пути к табору Попутный предупредил:

— За языками следим, товарищи офицеры. Женя, ты со своим гномом в лычках братайся в меру. Все понимаю: Крым, тельняшки, о боях-пожарищах, друзьях-товарищах, но только с умом.

— Павло — человек строгих правил. Не болтлив.

— Это хорошо. Но я больше за даму беспокоюсь. Не верит она нам.

— Да чего мы такого-то? — изумился Коваленко.

— Мы — ничего. Она на нервах, интуитивно. А нервическая дама с «наганом» — это такая штуковина, братцы…

* * *

Спать Марине не хотелось. Эти дни в один сложились: бесконечный, бессмысленный, чувств абсолютно не осталось, одна отстраненность. Даже когда в мертвецкую входила, ничего не шевельнулось. Еще тогда, в Севастополе, в штабе, в грудь как свинца плеснули — застыла тяжесть мигом, холодная, мертвая. Так и надо, так легче ходить и говорить, легче делом заниматься.

А земля в Касимово серая, совсем на крымскую не похожая.

Из зарослей было видно, как чужие офицеры возятся на берегу. На наблюдательном посту в кустах Марина сидела уже с час. Когда машину перегнали, наверху в кусты загнали, ЭТИ уже ставили на песке вешки. С высокого откоса самолет они вроде бы разглядели, но иное дело до него в воде добраться. Старший лейтенант уже дважды плавал, нырять пробовал. Под водой сидел долго, но толку не было — глубоко, да и вода ледяная.

…Верить ИМ нельзя. Этот здоровенный старший лейтенант-ныряльщик вообще смотрел так, словно по-русски плохо понимает. Русоволосый, тренированный, плечи с буфет шириной, загар, словно с пляжа. Возможно, из обрусевших немцев. В разговоре что-то такое проскакивает. Чуждое. Не советское.