Мы носим лица людей

Я не оглядываюсь, держусь из последних сил, и истерика, тихая, но удушающая, накрывает меня только в полупустом пригородном автобусе.

Глава 53

Дома тихо и сыро, как в склепе – живущие со мной под одной крышей люди снова испарились по своим неотложным делам, и я, хватаясь за черные перила, через три ступеньки бегу вверх, влетаю в детскую и вышвыриваю из нее свои чемоданы. С грохотом и матом спускаю их вниз, в гостиную, пинками гоню к коридору и рядком ставлю у входной двери – уезжая отсюда ранним утром, я не хочу никого ненароком разбудить.

Возвращаюсь в комнату, провожу пальцами по корешкам книг, и на их пыльной поверхности остается яркий след – его оставила я… Короткий невнятный след, который скоро снова покроется пылью и станет незаметным.

Долго стою у окна и теплым зеркальцем, из которого в минуты смертельной тоски на меня смотрит Макс, пускаю на пожухлую газонную траву в саду ярких солнечных зайчиков. А за окном огромные сторожевые собаки, врезаясь друг в друга и разбрасывая слюни, усердно пытаются поймать и удержать в своих неуклюжих лапах само солнце…

Я тоже пыталась его поймать, пыталась удержать, пыталась уберечь и не погасить. Ни черта у меня не вышло, и вымощенная моими благими намерениями дорога вывела нас прямиком в ад.

С ногами залезаю на кровать, закрываю ладонями уши – бодрые теплые звуки предпоследнего августовского дня слишком сильно контрастируют с чернотой в моей душе.

Перед глазами мелькают отрывки из жизни – локации, звуки, лица из прошлого…

Внезапно их карусель стопорится, а в мозгу красной лампочкой загорается страшная, но такая заманчивая мысль… я свешиваюсь вниз и выдвигаю средний ящик прикроватной тумбочки – в нем с шумом катается с угла на угол белый пластиковый пузырек с анальгетиком, который я когда-то стащила у папочки. Этот пузырек в моей руке, странно теплый, приковывает взгляд, наталкивает на единственно верное решение всех проблем… Его содержимое можно запить алкоголем из бара. И свою последнюю записку можно подкинуть туда же – там папочка уж точно когда-нибудь сможет ее обнаружить.

Так заманчиво просто взять и бесследно исчезнуть, заставив тем самым папу вечно сожалеть обо мне, сожалеть так, как сейчас о маме и тетушке сожалеет бабушка… Исчезнуть со всех радаров, не оставив после себя ничего.

Слезаю с кровати и углубляюсь в шкаф – в нем горой сложены мои вышедшие из моды дизайнерские шмотки, относящиеся к коллекциям прошлых сезонов – от них воняет застарелым по том и тяжелым дорогим парфюмом – бесцветными воспоминаниями о прежней жизни.

Разматываю рулон голубых мусорных мешков, забытых домработницей под столом, заталкиваю в них ворохи вещей и стараюсь плотнее утрамбовать это грязное тряпье, стоившее когда-то огромных денег – эквивалента папочкиной любви и заботы.

Дарина осталась без маминой любви.

Дарина впервые получила в школе по носу.

Дарина впервые вернулась домой в синяках.

Дарина впервые вытащила алкоголь из бара и напилась.

Дарину изнасиловали на вечеринке.

Дарина искалечила свою когда-то лучшую подругу.

…Все это не беда, Дашка, возьми деньги – они в кабинете, в верхнем ящике стола…

Складирую тяжеленные мешки с тряпьем у дальней стены и накрепко завязываю.

И останавливаюсь в ужасе – ого-го, как сильно, оказывается, меня здесь любили… Ах, если бы это действительно было так.

Возвращаюсь к опустевшему шкафу.

В углу, в самой его глубине, глаза различают черный полиэтиленовый сверток. Я выхватываю его и разрываю – к моим ногам со стуком падают синие кеды, следом летит зеленая шапочка, с тихим шуршанием клетчатое платье медленно опускается на пол и укрывает собой наш «суперэксклюзивный мерч».

Я не уйду бесследно, потому что уже оставила в пыльной вечности свой след. Идите к черту – я не уйду! Я не сдамся, я буду жить.

Сбрасываю с себя невзрачные, надетые впопыхах утренние шмотки и облачаюсь в костюм супердевочки – когда я в нем, любое чудо может произойти, проблемы разлетятся, как ядовитый туман, друг подставит плечо, а огромная взаимная любовь взорвет в небе тысячи звезд… В нем я смогла погулять по воздуху, без памяти влюбиться в жизнь и совершить подвиг. И сейчас в нем я ближе к солнцу и добру, ближе к маме… в нем я навечно с Максом и ровня ему.

Приземляюсь на полу среди вещей, ураганом разбросанных по комнате, вытягиваю ноги, вдыхаю и закрываю глаза. Я шепчу, но постепенно мой голос набирает силу и улетает на невозможную высоту, и стекляшки настенного бра позвякивают в такт:

– Спроси у жизни строгой, какой идти дорогой?

Куда по свету белому отправиться с утра?

Иди за солнцем следом, хоть этот путь неведом,

Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра!

Я кричу, и моя боль, мое отчаяние улетают вверх, в космос, за пределы вселенной – прямо в вечность, туда, где мы с Максом идем вдвоем по несбыточной светлой дороге и крепко держимся за руки.

– Я люблю тебя, мама! – выкрикиваю я и упрямо улыбаюсь. – Я люблю вас, ребята. Я люблю тебя, Макс! Я люблю и никогда не забуду тебя – ты один вечно будешь перед моими глазами!