Мы не увидимся с тобой (Из записок Лопатина)

- Вяжу, с тобой не пропадешь. - Он поцеловал ее сзади в коротко подстриженный, мальчишеский затылок.

- Конечно, не пропадешь, - не поворачиваясь, сказала дочь. - А что, она тебя тоже любила?

- Мне казалось, что да.

- А почему же у вас с ней ничего, не вышло?

Он не ответил, только пожал плечами.

- Не знаю, как это может быть. Какое-то дворянское гнездо! Все друг друга любят, и ничего у них у всех ее выходит!

- А ты что, сердишься? Хочешь меня заново женить, что ли?

- А разве это правильно, когда у тебя одна я и больше никого? Вот ты последний раз уезжал на фронт, кто тебя провожал? Никто?

Он кивнул. Это была правда, его никто не провожал ни в последней) ни в другие разы, когда он уезжал на фронт. С того зимнего утра в Ташкенте, когда он уезжал на Кавказский фронт, больше никто не провожал.

- Разве это правильно? - повторила она, когда он кивнул.

- Если говорить серьезно, то большинство людей, ушедших на фронт, проводили всего один раз, когда они ушли. И встретят тоже один раз, когда вернутся, если будут, живы. Так что жалеть меня не за что.

- Это я знаю. Это я все знаю, - запальчиво сказала она. -- Но ведь у тебя такая работа, что ты все время ездишь я возвращаешься. И не потому, что не хочешь быть на фронте, а потому, что у тебя такая работа. Да?

- В общем, да. Хотя, чтоб не врать, могу вспомнить случаи, когда возвращался в Москву без прямой необходимости. Мог бы задержаться еще, но не задерживался. Бывало, правда, м по-другому. не хочу клепать на себя.

- Ну и что? Разве это называется возвращаться домой, когда у тебя и дома-то никакого не было? Я еще понимаю, когда немцы были под Москвой, когда всех эвакуировали - и кто хотел, и кто не хотел. А в последнее время все едут сюда едут и едут! У дяди Бори даже мама приехала. Ей семьдесят лет, а она приехала. И уже трете! месяц живет в Москве. Он мне говорил: кто только сюда не едет! Даже те, кого он вообще не пустил бы обратно в Москву.

- Значит, обсуждали этот вопрос и с ним?

- Конечно, обсуждали. А ты все один и один. Уезжаешь - один, приезжаешь - один.

- Ну что ж, перебирайся ко мне, чтоб я был не один.

- Зачем ты это говоришь? Ты же понимаешь, что я не могу. Если б я была маленькая или если бы я, наоборот, была уже старая, я бы, конечно. приехала. Но я же сказала тебе, что окончу курсы и поеду на фронт. И ты согласился, что это правильно.

- Этого я, положим, не говорил.

- Нет, сказал. Не прямо, но сказал. Думаешь, я не понимаю твое выражение лица? Не дразни меня, пожалуйста, а то я разревусь и поток сама себе этого не прощу. Лучше приезжай хоть на неделю к нам в Омск, и я тебя сразу женю.

Она встала и, сделав вид, что поправляет свои вихры, кажется, все-таки смахнула слезинку.

- А сейчас, ровно через пять минут по твоем часам, приходи есть. Я солью воду с картошки, а все остальное готово, я накрыла на кухне, добавила еж, уже уходя. - Мне все время неудобно, что мы взломали эту дверь в столовую, которую мама заперла, даже не хочется туда заходить.

- Чепуха. Взломали и взломали! - сказал Лопатин.

5

Картошка оказалась сваренной так, как он любил, в мундире. И он чистил ее, обжигая пальцы и Перекатывая из руки в руку. Была еще банка простокваши, с которой он любил есть картошку, особенно по утрам. Нина купила эту простоквашу и пучок укропа на базаре.

- Не знаю, чего она выдумала - сейчас меняться, - говорила Нина, сидя против отца и тоже чистя горячую картошку. - Почему не могла до конца войны оставить тебя в покое. Сама же писала мне, что у нее все есть и ей ничего от тебя не надо, а теперь выходит - надо.

- Не брани мать, тем более за глаза. В этой квартире раньше или позже кто-то должен перестать жить - или она, или я. И я должен пойти ей навстречу, вопрос только - в каких пределах. Глупо все время повторять себе: "пока идет война", "если будем живы". Если не будем живы, не о чем и говорить. Значит, следует считать, что мы с тобой будем живы и вернемся с воины.

Она потянулась и стиснула в ладонях его лежавшую на столе руку. Это была молчаливая благодарность за слова мы с тобой".

И он задним числом выругал себя за то, что так неожиданно просто согласился с нею, хотя это согласие, если она успеет попасть на войну, может стоить ей жизни.

- Так вот, - сказал он, гоня от себя слишком далеко заводившие мысли, - когда кончится война, нам с тобой надо будет где-то жить. Не обязательно со мной, ты можешь захотеть жить и отдельно. Но чтобы жить, нужно иметь угол: этот или другой. Когда ездишь по освобожденным от немцев местам, сатанеешь от количества развалин! Такое чувстве, что еще лет двадцать после войны будем жить в них. Вот. почему я сторонник того, чтобы твою маленькую комнату не отдавать каким-то людям, с которыми мама с бухты-барахты решила ее менять. По-моему, так.