Мы не одни

- Справишься - получишь приятный бонус. Ходят слухи, принцесса та еще милашка, и я уговорю ее сходить на свидание с моим храбрым и незаменимым первым помощником. Договорились?".

- Договорились, - чуть слышный шепот, каким обычно Иван проговаривал фразы перед записью в блокнот, громом прозвучал в тишине классной комнаты.

- Перов, все нормально? - зевнув, спросила учительница.

- У него крыша поехала! - крикнул один из сочувствующих нелегкому делу Конька, и пятнадцать глоток вразнобой загоготали.

Иван втянул голову в плечи, чувствуя растекающийся под скулами жар и уколы презрительных взглядов со всех сторон. Женская половина смотрела снисходительно, с усмешками, как на больного или юродивого, в глазах же парней кипела неприкрытая жажда размазать эту тварь по стенке, раздавить, растоптать, уничтожить.

В одной из книг, научность которой нынче поставлена под сомнение, подросток прочитал, что ненависть к отклонению от нормы - естественный эволюционный механизм сохранения вида. Мол, сотни тысяч лет назад крошечные племена предков людей таким образом избавлялись от носителей дефектных генов, способных передавать заболевания и патологии по наследству и тем самым привести к вымиранию всей группы.

Минули века, а в неокрепшем юном сознании эти дикие представления о чистоте и здоровье генофонда все еще остались, играя далеко не последнюю роль. Впрочем, как и многие другие дошедшие до наших дней животные инстинкты, вроде стремления к иерархии (этот - крутой, а тот - лох), защиты территории (ты с какого района?) и доминирования (пошли раз на раз). И любой сдвиг от среднего значения заочно воспринимается как угроза, а от угроз и у древних предков, и у дремучих современников принято избавляться любым доступным способом. Но так как изгнать "не такого как все" из общины или безнаказанно дать дубиной по башке уже не получится, над ним по старой памяти всячески издеваются, выживая "гнилое семя" из племени.

Низкий - коротышка. Высокий - каланча. Худой - дрищ. Лишний вес - жиробас. Хорошо учится - ботаник. Плохо - тупица. И так далее, и далее, и далее. А если жертва еще и немного не от мира сего и в ответ на оскорбления не может дать по шее - все, пиши пропало. Съедят и не подавятся.

- Тишина! - Ольга Григорьевна трижды хлопнула по столу и вновь погрузилась в угрюмое бдение за подопечными. - Решаем уравнения. Пока не решите - домой не пойдете.

А вот и мотив поскорее расправиться с ненавистными иксами. На такой объем у Ивана обычно уходило минут сорок, но теперь он справился за вдвое меньшее время и без намека на гордость предъявил тетрадь учительнице. Та пробежалась снулым взглядом по страницам, проверила ответы, не нашла к чему прицепиться в способах их получения и с пресным подобием улыбки прогудела:

- В точных науках ты тоже силен, только скромничаешь. Подождешь своих, чтобы одному домой не идти?

- Нет, - парень отрывисто кивнул головой и спрятал школьные принадлежности в брезентовую сумку от противогаза, притащенную с работы матерью взамен старого рюкзака, "случайно" облитого краской. "Своих" в классе у Перова не было, поэтому и ждать никого не стал.

Кивок Ольге Григорьевне на прощание, лямка через плечо, тихое эхо шагов в пустом пыльном коридоре и здравствуй тенистый сентябрьский полдень, заливший все вокруг медовой сепией. За минувший год двор пришел в страшный упадок - асфальт вспух от рвущейся на волю зелени, ее свободные собратья вымахали чуть ли не по колено, газон порос бойным разнотравьем, и все попытки привести территорию в порядок не увенчались успехом. На субботники приходил только Иван, да и то лишь потому, что мать чуть ли не каждый день навещала классную руководительницу и осведомлялась о расписании, домашних заданиях и успехах сына.

Остальные же товарищи по несчастью кое-как терпели прозябание за партами - но вовсе не ради знаний, а для веселых бесед, приставаний к девчонкам и измывательств над изгоем - столь же неотъемлемым атрибутом любого класса, как и мел с доской. Повезло еще, что Конек куда-то запропастился, и Ване не придется полдороги слушать колкости в свой адрес, а то и получать лещей и затрещин. В полную силу Витька почти никогда не бил. Кулак, говаривал он, для нормальных пацанов. А тебе ладошкой, как бабе.

Миновав забор с проржавевшими прутьями, Иван оказался в заросшем бурьяном частном секторе с двумя рядами старых одноэтажных домиков в самом сердце города. Это - кратчайшая дорога домой, но вечером, а уж тем более после захода солнца здесь лучше не появляться. И дело даже не в шайках хулиганья, облюбовавших заброшенные избушки для своих забав, а в стаях бродячих собак, особенно ретивых с наступлением темноты.