Пораженный услышанным, Лубков сидел с открытым ртом.
– Надеюсь, я ясно выразился?
– Да ты… – вскакивая, заорал Лубков. – Что ты…
– Осади, – негромко прервал его парень. – Мне велели передать тебе то, что я сказал. Еще раз проявишь интерес к делам тех, кого я перечислил, сдохнешь. Пока. – Он махнул рукой и, поставив стакан, неторопливо вышел.
Лубков упал в кресло. В кабинет, оглядываясь на уходящего, вошла Клавдия.
– Что с тобой? – испуганно спросила она.
– Дай что-нибудь от сердца, – промычал Григорий. Женщина бросилась в приемную. Вернулась быстро, протянула Лубкову таблетку валидола.
– Под язык положи.
Григорий взял таблетку. Закрыл глаза, приложил руку к груди и тяжело вздохнул.
– Предупреждала я тебя, – сказала Клавдия. – Так нет, все по-своему хочешь.
– Хватит тебе, – промычал Лубков. – И так плохо, а тут еще ты стоишь над душой как зубная боль.
– Всегда ты вот так, – обиделась Клавдия. – Я тебе только хорошего желаю.
– Ну с чего бы, – скривился он, – тебе плохого мне желать. Ведь если бы не я, что бы ты сейчас делала? Время пошло такое, что…
– Видать, не так уж тебе и плохо, – поддела она, – коли заново упрекать начал.
– Клавка! – гаркнул Лубков. – Хватит! Принеси мне чего-нибудь покрепче. А это, – он выплюнул таблетку, – себе в рот положи. Может, хоть помолчишь малость.
– Ты сдурел! – всплеснула она руками. – Кто же после валидола…
– Неси, – махнул он рукой. – И вот еще что. Позвони Стилисту. Скажи, что он…
– Костя сейчас с Валеркой Рутиным, – не дала договорить ему она. – А тот, сам знаешь, давно с Семеновым в дружбе. Так что успокойся лучше и не лезь в их дела. А то ведь и убить могут. Видишь, что вышло. Ты платил милиционерам, а они тебя и предупредили. Мол, смотри, Лубков, доинтересуешься.
Григорий выругался.
– Да неси коньяк, твою мать, – треснул он кулаком по столу. – И закусить что-нибудь. И себе рюмку прихвати. Ты баба умная, будем думать, что делать. Надо как-то по-умному им ножку подставить. Не знаю, как и где, но они делают кирпичи, блоки и стены. Единственное, что еще не у них, это раствор. Но и то кто его знает… Так что неси коньяк. Выпимши оно и думается легче, потому как успокаивает. А когда человек нервничает, то ошибается. По горячке можно такого…
– Самое лучшее, – возразила Клавдия, – это оставить их в покое. Или заявить куда-нибудь.
– Ну ты дурища, – Григорий покачал головой. – Это же сразу в гроб ложиться. Тут надо другое искать, Да неси ты коньяк!
Что-то проворчав, Клавдия вышла.
– Ну, – вытерев лоб платком, спросил Пряхин. – Как дела?
– Как и всегда, – кивнула крепкая высокая женщина в камуфляже.
Поигрывая резиновой дубинкой, покачивая бедрами, подошла к железной двери. – Будете смотреть?
– Да ладно, – поспешно отказался он, – верю. Здесь заказ на тысячу кирпичей поступил. Делаете?
– Это вопрос не мне, я за рабочих отвечаю.
– Больше никто не умирал? – кашлянув, негромко спросил он.
– Двое ночью. Из-за чего – не знаем. Утром стали поднимать, а они уже почти холодные.
– Сколько сейчас работают?
– Двенадцать человек. Крановщик вольный. Он не в счет. Было семнадцать. Хорошо, еще двоих доставили. И вообще-то нужны еще рабочие.
– Скажи своему начальнику… – Пряхин снова вытер лоб и оглядел ее с ног до головы. – Такая женщина, – лаская ее взглядом, неожиданно проговорил он, – а занимаешься такой… – Не найдя подходящего слова, махнул рукой.
– Так взяли бы меня секретарем, – усмехнулась она. – Или телохранителем. Я как в девятнадцать ушла в зону, так десять лет, как по приговору, и работала. Потом платить перестали да и забили мы с подругой зечку одну. В общем, уволилась. Хорошо, Злючку встретили. Вы как раз с этим, – женщина кивнула на дверь, – затевались. Она нам и предложила. Сначала, правда, не согласились. Ведь все-таки это вроде как преступление, даже статья такая есть. Но подумали, а что мы еще делать можем, и согласились. И знаете, нравится нам здесь. Делай что хочешь. Действительно себя хозяйкой чувствуешь. И деньги хорошие получаем. Правда, никому сказать нельзя, а иногда так и тянет похвастаться. Тут, кстати, недавно по телевизору программа была. У какого-то нового русского тоже своя тюрьма была. Но оттуда как-то убежали. Может, видели?
– Я подобные передачи не смотрю, – сказал Пряхин. – Мы, это…
– Понимаю, – насмешливо согласилась она. – Вы люди чувствительные, тонкого воспитания. Но деньги рабским трудом зарабатывать не брезгуете.
– Да что ты себе позволяешь?! – разозлился Пряхин.
– Извините, – испуганно попросила она, – как-то вырвалось.
– Ладно, – миролюбиво согласился Пряхин, – считай, что я ничего не слышал. Но ты уж свой язычок при разговоре с другими придержи.
– Конечно, – облегченно вздохнула она.
– Как зовут-то тебя? – поинтересовался он.
– Светлана. А вас Григорий Яковлевич.
– Вот что, Света, – оглянувшись, негромко сказал он, – ты, насколько я знаю, не замужем. Как смотришь на то, чтобы нам с тобой, значит, поужинать вдвоем. А?
– Я не против, – охотно согласилась она. – Приезжайте ко мне. У меня дом большой, хороший. Муж был, оставил.
– Ты развелась?